Онлайн книга «Маски»
|
На улице Галлахер останавливается, оглядывается, идет дальше. Кто-то пытается его догнать, окликая по имени. Это его ассистент с голубем и кроликом в руках. – Галлахер, вернитесь! Вы не закончили номер! – Мой номер давно помер, – говорит Галлахер. – Вы не взяли свой чек за неделю! – Пусть отдадут кому-нибудь на оплату одного дня проживания в гостинице и утреннего кофе с булочками, – говорит Галлахер, убыстряя шаг. Ассистент хватает его за руку: – Галлахер, куда вы идете? Чем вы будете заниматься? – Не знаю, – говорит Галлахер. – Только не кроликами из шляп и не канарейками из рукавов. Послушай, Коротышка, театр-варьете мертв. И мы это знаем. А ремесло мага и волшебника – самая омертвелая часть этого трупа. Оно уже не пользуется уважением. Водородные бомбы и реактивные самолеты, стеклянные небоскребы и телевидение – вот где магия, вот где волшебство! Проповедь я выслушал, Коротышка. Теперь пора ложиться в гроб. – Галлахер Великий, помните, вы – Галлахер Великий! – Все это – в далеком прошлом. В другой жизни. Причем не в моей. Короче, кролики – твои; так что сносное пропитание на всю неделю тебе обеспечено. Голубей отнеси в парк и выпусти. Мои шелковые платки отдай какой-нибудь хорошенькой девушке. А краплеными картами распорядись по своему разумению. Здравствуй и прощай! – Значит, вы уволены! – воскликнул помощник. Галлахер остановился, обернулся и сказал с улыбкой: – Выходит так. Благодарю, босс. Помощник все еще кричит ему вслед: – Куда вы идете, как вас найти? – На Ист-Ривер. У меня есть трюк, которого даже Гудини не исполнял. Залезаешь в пианино, тебя заколачивают снаружи гвоздями и бросают в реку. Замечательный трюк, только надо вспомнить, как его выполнять! – Галлахер! Но Галлахера и след простыл. Коротышка стоит в темноте посреди пустынной улицы. У него на руках нежно воркует голубка. Зарядил дождь. Улицы наводнила пустота. Полночь, но тусклыми призраками войны, убийства и суицида бродят газеты, шурша акциями, облигациями и давешними скачками. Слоняясь в одиночестве, Галлахер Великий поднимает воротник пальто, поглядывает на небо. Отдаленные раскаты грома. На его обращенные кверху черты лица ложится бледный отсвет молнии. Мимо него ветер гонит газету. Он нагибается и подхватывает ее. Ловкими сноровистыми пальцами он складывает, сгибает, подгибает и выворачивает газету наизнанку, превращая сухую бумагу в шляпу, и лихо нахлобучивает себе на голову. Рядом одинокий пешеход смотрит на него, видит диковинный головной убор и не может отвести от него взгляд. Галлахер приветствует его и шагает дальше. Прохожий исчезает. Дождь все льет и льет. Далеко впереди виднеется пятно света. Это всеми цветами радуги переливается ярко освещенная витрина. Перед ней собралась горстка людей. Маленький мальчик, молодой человек со своей подругой и старик наблюдают за происходящим внутри. Подходит Галлахер. Витрина принадлежит пункту проката медицинских принадлежностей. В ней выставлены всевозможные приспособления. Посереди витрины установлен неподвижный восковой манекен, изображающий медсестру в халате. Галлахер вопросительно смотрит на людей, на манекен и уже готов пройти мимо, как его окликает мальчик: – Подождите, она вот-вот шевельнется, еще немного, не уходите. Ух ты! – Как ей это удается? – пробормотал кто-то. Галлахер останавливается. Снова смотрит на собравшихся. Мигающие неоновые огни попеременно отбрасывают на лица цветные блики. Дождь усиливается. Прогоняемые непогодой, люди расходятся. Остаются только мальчик и Галлахер. Галлахер смотрит на витрину. Он видит восковую куклу в халате медсестры или то, что кажется таковой. Мальчик смотрит на Галлахера – своего единственного друга. – Подождите, еще чуть-чуть – и шевельнется, еще немного. Ух ты! Галлахер смотрит на мальчугана. – Уже без пяти двенадцать, малыш. Шел бы ты домой. – Ничего страшного, мама знает, где я. Каждый вечер я прихожу сюда и стою часа по два. – Все равно, – говорит Галлахер. – Поздно. Спокойной ночи, малыш. Ребенок бросает тоскливый взгляд на Галлахера, потом на прекрасную женщину в витрине, облизывает губы, смотрит на дождь, падающий из тьмы, и принимает решение. – Ладно. Через минуту все равно все закончится. Ночь! И убегает в дождливую мглу. Оставшись в одиночестве, Галлахер озадаченно рассматривает восковую фигуру, взгляд которой устремлен только вперед. Галлахер собирается уходить, но останавливается. Глаза восковой куклы в витрине задвигались вслед за ним. И – судорожно вернулись в исходное положение. Уставились в одну точку. Застыли. – Вот это да, – прошептал Галлахер. – Ничего себе… Разинув рот, он отступает на шаг назад, потом приближается к огромному стеклу. – Так вот, значит, в чем дело, – шепчет он. – Вот где собака зарыта. Так, так… И он изумленно таращит глаза. Струи дождя льются по его лицу, бумажная шляпа размякла. Женщина по ту сторону стекла отсутствующим взглядом смотрит перед собой, ни один мускул на ее лице не дрогнет. – Привет, – шепчет Галлахер, еле обозначив улыбку. Женщина не шелохнется, а только смотрит в пустоту. – Как тебя зовут? – шепчет Галлахер. Женщина смотрит, вперив глаза в пространство. – Я – Галлахер, – говорит человек под дождем. – Галлахер Великий. Слыхала о таком? Душа общества. Десяток тузов в колоде. В бумажнике – розовый куст. Я исполняю трюк на «индийском канате». А ты кто? Льет дождь. Женщина смотрит в пространство. – Ладно, – говорит Галлахер, – ты хотя бы не торчишь на холоде. В такую ночь не так уж много зрителей. Нам нужно держаться вместе. Мы – два сапога пара. Женщина смотрит в пространство. Галлахер сначала отводит взгляд, потом поворачивает обратно. И за этот миг глаза женщины мечут ему вслед взгляд, но стоит ему снова посмотреть на нее, как взгляд мгновенно застывает. – Попалась! – торжествует он. Он подходит ближе и снимает перед ней шляпу. – Так, значит, ты живая, – шепчет он. – Или то, что они называют живой. Тебе здесь здорово достается. Что именно? Каждый вечер и каждый вечер? Восьмичасовая смена и каждый час пятиминутный перерыв? Что тебе говорит весь этот одинокий люд вроде меня, который собирается здесь в полночь? Небось изливают перед тобой всю душу без остатка, когда рядом – никого. А тебе приходится тут стоять, просто стоять и стоять, и все это терпеть. Ты умеешь читать по губам? Конечно, умеешь. И понимаешь все, что я тебе говорю. |