Книга Завидное чувство Веры Стениной, страница 46 – Анна Матвеева

— Сейчас милиция приедет, — сказала Вера.

— Тогда пошли скорей!

Вера неслась по лестнице, как бегала только в детстве от потенциального насильника. В Юлькином подъезде на неё однажды польстился чужой усатый дядька, полез под юбку, но Вера каким-то чудом вырвалась и убежала. Усатый сопел и мчался следом ещё лет десять — во многих Вериных снах. А сейчас за ней бежал любопытный ночной посетитель музея, не исключено, что тоже — насильник.

Ванька мирно спал, пуская слюни на газету с чайнвордом. Вера успела умилиться на бегу, после чего горло ей обжёг ледяной воздух Плотинки. Помчалась налево, к тем камням, по которым они с Юлькой и Бакулиной лазали вместе в третьем классе. На улице Воеводина хлопали дверцы машин и переговаривались мужские голоса. Милиция.

— Уф, — сказал ближайший камень голосом всё того же любопытчика. — Отлично бегаете, Варвара!

Они почти не видели друг друга, и в этом была бы своя прелесть, если б не свирепый холод, спустившийся на город этой ночью.

— Я домой, — сказала Вера. — Спасибо, что составили компанию.

— А я не тороплюсь, — отозвался невидимка.

Тут Вера побежала опять — мимо плотины, вверх по лестнице к Водонапорной башне, и — направо, по Пушкина, к Малышева. Нож она бросила по дороге в какую-то урну. Невидимка не отставал, Вера слышала его топот сзади и чувствовала себя школьницей на физкультуре, где её вновь обогнали все, включая толстую Бакулину.

Кашляя так, что можно было запросто выплюнуть лёгкие, Стенина вылетела, наконец, к троллейбусной остановке, где как раз готовился закрыть двери родной номер семь. Последний на маршруте и совершенно пустой, не считая, конечно, водителя. Вера вскочила на ступеньку — сзади её подсадила чужая рука.

Транспортное знакомство, опять.

— У вас есть абонементы? — церемонно спросил невидимка.

— Проездной, — прохрипела Вера.

Она села на «кондукторское» место, прижала сумку к груди. На спутника своего старалась не смотреть. Как от него отвязаться и надо ли?

Стенина вдруг поняла, что совсем его не боится — вот просто ни капельки!

— Как вас зовут-то? — спросил невидимка.

— Вера.

— Вервера! — развеселился он.

Троллейбус промчался через весь город и остановился на Белореченской, рядом с универсамом — хлопнул дверьми с каким-то вызовом. Вера вышла, не сомневаясь в том, что невидимка идёт следом.

— А вас как зовут? — спросила не оборачиваясь.

— Павел Тимофеевич Сарматов.

Это прозвучало так степенно, по-купечески, что Вера от души расхохоталась.

— А у меня-то что смешного? — обиделся Сарматов.

— Купец… — стонала от смеха Стенина. — Купец первой гильдии!

Теперь они оба смеялись как пьяные — с бабьими взвизгиваниями, слезами и стонами. Вера, всю свою жизнь презиравшая таких вот любителей поржать во весь голос, хохотала гиеной — и мышь внутри тряслась, как при аварийной посадке. Сарматов, тот уже просто рыдал от смеха и вытирал слёзы шарфиком — белым, в соответствии с прошедшей модой.

При свете фонаря, когда успокоились, Вере удалось наконец рассмотреть его лицо — оно было без пяти минут красивым, и в нём точно не было ничего купеческого.

Опомнилась Стенина, когда они почти что дошли до её дома — а ведь по плану, актуальному ещё час назад, Вера собиралась припрятать картину там, где её точно не станут искать, — в бывшей квартире Лидии Робертовны. Эту квартиру на Бажова свекровь давным-давно как бы продала, но новые хозяева внезапно уехали за границу и не подавали о себе вестей. Они заплатили ровно половину суммы, и пока суд да дело, за квартирой приглядывала Вера. Честно сказать, она надеялась, что свекровь оставит жилплощадь единственной внучке, но Лидии Робертовне столь банальное решение, судя по всему, просто не пришло в голову.

Вера намеревалась укрыть «Девушку в берете» на антресолях, среди старых пластинок в конвертах и ещё какой-то пыльной чепухи подходящего формата — сама бы она переночевала на диванчике и утром — на работу, как на праздник. У неё были припасены свежая блузка, бельё, колготки, и зубная щётка с пастой, и даже молочко для снятия макияжа. Неудачное ограбление и этот Сарматов с его шуточками сбили Веру и с толку, и с пути. Домой было нельзя — по легенде она же ночует у Юльки, а у мамы чуткий сон.

— Чёрт! — сказала Стенина, замерзшая к тому времени уже действительно до чёртиков. — Я перепутала, мне нужно совсем в другое место.

Они вернулись на Белореченскую, и Вера встала у дороги одна — так легче было поймать машину, на девушек извозчики реагировали молниеносно. Тут же клюнула едва живая от холода старая «Волга». Сарматов вышел из-за фонаря, занял переднее сиденье, и они помчались на Бажова. Город стоял тихий и робкий, присыпанный мелкой снежной пудрой аккуратно, словно большой пирог.

У Веры внутри всё приятно болело — так бывает от искреннего смеха. Она и сейчас хихикала, глядя, как тревожно смотрит на неё в зеркало пожилой водитель.

— Тут направо, — скомандовала Вера, и водитель послушно развернулся. — Вот здесь, спасибо, сколько с нас?

Сарматов платить не спешил, но Веру это не покоробило — она в отличие от Копипасты вовсе не считала, что мужчина должен нести финансовую ответственность за всех женщин в округе. Расплатилась, и «Волга» уехала.

— Спасибо, что проводили, — сказала Вера.

— Не за что. А я разве не приглашён в гости?

— Боюсь, что нет.

— У вас там малина, да? Воровская сходка и делёж награбленного?

— Слушайте, Павел Тимофеевич Сарматов, я вас не знаю, вы меня — тоже. Спасибо, конечно, что не сдали меня милиции, но должны же вы в свои тридцать с лишним лет понимать, что я не могу пустить домой человека, с которым познакомилась час назад!

— Спасибо за тридцать с лишним, — Сарматов поклонился так низко, что с головы упала шапка. — Мне всего лишь двадцать восемь.

— И тем не менее. Даже если вы покажете паспорт, всё равно ответ «нет».

— Хотя бы телефон оставьте, Верверочка.

— Лучше я ваш запишу, — упёрлась Стенина.

Сарматов долго копался в кармане тулупа и в конце концов выкопал оттуда шариковую ручку, сине-белую, точно у школьника. На холоде ручка, понятное дело, писать не спешила — Сарматов долго и страшно дышал на неё раскрытым ртом, как дракон.

— На чём?

Вера подала руку, и он написал на ней шесть цифр телефонного номера — такого лёгкого, что можно было запомнить. Давить на кожу Сарматову пришлось сильно, потому что ручка работала плохо, но Вере было не больно, а всего лишь чувствительно, как выражалась мама, характеризуя уж и не вспомнить какую физиологию.

— Обязательно позвоните мне завтра. Правда, это телефон соседей — попро́сите передать информацию для Сарматова.