Онлайн книга «Клад адмирала»
|
Обдумывая предстоящие дела, Скоба то садился на лавку у дощатого стола в избушке, неведомо кем и зачем поставленной среди тайги, то подходил к окну. Избушка стояла на косогоре в окружении елей. Густой лапник прикрывал ее так, что в двухстах шагах пройдешь – не приметишь. Зато из окна избушки видно было петляющую проселочную дорогу, огибающую косогор, на добрые три версты с обеих сторон от косогора. Обзор что надо, ничего не скажешь, да толку пока мало. Вчера за день пять повозок проселком прокатило. Проводили их взглядами, с места не поднялись: одни клячи в сани запряжены. И нынче с утра четыре еще было, тоже из тех, на каких далеко не ускачешь, в урманах в случае чего не затеряешься. Нынче, похоже, опять в этой избушке, прилепившейся на косогоре, спать: день на исходе, солнце к закату. Скоба только успел подумать о возможной еще одной ночевке в избушке, как раздался голос его первого приятеля и помощника Шишки: – Едут! И, еще не глянув в окно, по интонациям главарь шайки понял: появились на проселочной дороге именно такие, каких ждали. – Едут! – подтвердил, возникая на пороге, пуская в избу морозные клубы, коротконогий малый со странной кличкой Крахмальный Грош. Уверенной, не расплескавшей к сорока годам силы рукой Скоба сгреб свою медвежью шубу, нахлобучил малахай, шагнул за дверь. Сразу увидел в цуговой упряжке пару коней каурой масти и двоих седоков в розвальнях разглядел, хоть их около версты разделяло. Повозка приближалась к косогору. Дорога особенно близко подходила, прямо‑таки прижималась к его подошве в том месте, где стояла избушка. Все‑то и дел: выждать, пока копыта коней ступят на этот прижим, и мигом по неглубокому снегу скатиться вниз, очутиться около самой повозки. Впрочем, пока Скоба, Шишка и Крахмальный Грош стояли около избушки, двое их сообщников предусмотрительно переместились поближе к санной дороге. Скоба нашарил в кармане, вытянул край замызганной красной тряпицы. Убедился – на месте и тотчас снова спрятал. Не случайно проверил: по взмаху тряпицей все его люди придут в движение. Чем ближе повозка, тем внимательнее глядел, – не на ездоков, они его не интересовали, – пытался угадать степень усталости коней; сколько пробежали и на что еще способны нынче; какой отдых для восстановления сил понадобится. Верст пятнадцать еще пробегут легко, а там отдых задать. Думая, не забывал примечать, что рыжеватая конская масть уже мелькает внизу меж зелено‑хвойных веток. Тряпица появилась в руке, поднял над головою, потряс ею и степенно, как подобает главарю, направился вниз. Даже не подумал глядеть, как живо метнулись к повозке по его знаку. Когда приблизился, ездоки уже были выкинуты из саней, Шишка красовался в крепкой дохе одного из них. Свою латаную одежонку Шишка великодушно кинул под ноги обобранному владельцу дохи. Тот не спешил облачаться в «подарок», да Шишка и не настаивал, азартно обшаривал, выворачивал наружу карманы путников. Не оставался без дела и Крахмальный Грош, ворошил сено в санях: вдруг да под ним что запрятано. – Одна саренка, – разочарованно сказал Шишка, подкидывая на ладони мелкие монеты. – Откуда и куда? – сурово справился у недавних владельцев повозки Скоба. – Из города в Наумовку. За продуктами, – ответил тот, с которого сняли доху. – Без денег? – с сомнением усмехнулся Скоба. – Так к сестре… – Лошади твои? – Нет своих. Под залог взяли у татарина. – Ну, а я у тебя под залог, – ухмыльнулся Скоба, садясь в сани. – Не надо, а… Что скажу хозяину, – жалобно, со слезой в голосе, проговорил лишившийся теплой собачьей дохи. – А скажешь, хвалил я его лошадей, – весело отозвался Скоба. – Поехали! Но‑о! – распорядился под дружный смешок приятелей, сам вожжой понаддал по крупу коренника. Отъехали сажен двадцать‑тридцать, Крахмальный Грош обернулся. Ограбленные все продолжали стоять. – Где‑то раньше их видел. Обоих. Никто не отозвался. Проехали еще с десяток сажен. – Вспомнил! – Крахмальный Грош ударил себя по лбу. – Этот вон, который молчал все время, свечами торговал в кафедральном соборе. И опять никто не откликнулся (эка персона – свечами торговал). Но Крахмальный Грош и не ждал удивлений, продолжал: – Он этими свечами по великим праздникам торговал. Как почетный староста! На сей рез безучастным не остался ни один. Многого могли не знать, но то, что почетным старостой кафедрального, то есть главного в губернии, собора случайного, без имени и состояния человека не выбирали – это было известно всем. А Крахмальный Грош не унимался, память его выуживала новые подробности: – Шагалов это. Купец первой гильдии. Дом его на Соборной площади стоит. А тот, с какого доху содрали, – он на секунду пятерней вцепился в меховую обнову Шишки, – в главном магазине у Шагалова распорядитель старший. – А ну назад! – велел Скоба. И быстро развернутые на узком санном пути кони резко помчали к потерпевшим хозяевам, жертвам грабежа. Хотел не хотел лишившийся дохи, а мороз заставил облачиться в верхнюю ветхую одежонку, кинутую Шишкой. Вид у него сразу стал донельзя потешный, скоморошеский. Грабители на это не обращали внимания, настроены были серьезно. – Так в Наумовку к сестре, говоришь? – грозно спросил Скоба. – К ней… – А чего ж ты… – Скоба матерно выругался, – лучше хозяина в дорогу снарядился? – Какого хозяина? – А рядом с тобой стоит. – Так какой он хозяин мне, сродственник он. – Звать как сродственника? – Головачев. Оба мы Головачевы. – Облаченный в дранье с чужого плеча попытался улыбнуться. Улыбка не далась. – Во едет на небо тайгою [7] , – не выдержал Крахмальный Грош. – Ты‑то, может, и Головачев, а вот он – Шагалов. Петр Иннокентьевич. От Тюмени аж до самого Иркутска богатей известный. Миллионер. – Сам‑то чего молчишь? Аль язык отсох? – Скоба шагнул к тому, о ком шла речь, – коренастому мужчине с еле заметным застарелым шрамом на щеке, одетому в крестьянское. – Ну, Шагалов… – хмуро подтвердил свое имя купец. – Был миллионер, да весь вышел. – Большевики ощипали? – Все. Кому не лень было. – Так что теперь за милостыней в Наумовку ездишь? – Выходит. – Будет врать‑то. Я, на дорогах стоя, состарился. За харчами и к матери так не ездят. Опять же, имя чего таил, а? Нет, купец, другое у тебя на уме. |