Книга Аутодафе, страница 77 – Эрик Сигал

Тим прибыл за пятнадцать минут до начала испытания, но отец Аскарелли уже был на месте.

— У меня так плохо со слухом, что я непременно должен сидеть в первом ряду, — объявил старый иезуит. Он нагнулся ближе к своему протеже и шепотом дал ему совет — точнее, вручил секретное оружие: — Не забывай: несмотря на всю ученость тех, кто станет задавать тебе вопросы, будь готов к тому, что среди них будут и идиотские. В таких случаях просто говори: «Non pertinet» [63] — и переходи к следующему. Ты знаешь свою тему лучше их всех, поскольку у тебя она свежее в памяти. Конечно, декан Фортунато устроит тебе допрос, но больше — из стремления продемонстрировать, какой он сам умник. Польсти ему, вырази полное согласие с его точкой зрения и дуй в свою дудку.

— Благодарю вас, отец, — с вялой улыбкой сказал Тим.

— А теперь возьми вот это.

Старик что-то сунул Тимоти в руку. Это оказалась плитка шоколада «Хершиз».

— Один мой бывший ученик шлет мне их из Америки коробками, — пояснил Аскарелли. — Шоколад отлично стимулирует работу мозга.

От эксцентричности этого жеста Тим не смог удержаться от смеха. Под пристальным взором довольного Аскарелли он с жадностью сжевал шоколад.

Тим уже двинулся к сцене, когда старик еще раз окликнул его.

— И последнее, — сказал он с любовью. — Эти два часа станут для тебя последними в роли студента. Постарайся получить от них удовольствие!

В каком-то смысле происходящее напоминало финальный сет теннисного матча. Тимоти умело отразил несколько десятков самых разных вопросов от мощных подач и аккуратных свечей до совершеннейших аутов. В точности как предсказывал старик. Была даже группа поддержки — хотя она, конечно, вела себя тихо, если не считать изредка доносившихся с первого ряда от Аскарелли слов одобрения: «Bene… optime» [64] .

Когда все было позади, Тим почувствовал облегчение, смешанное с грустью. Аскарелли оказался прав. Это был последний случай, когда он блистал как студент.

Огромный Палаццо Сантиори элегантно царил над Виа-Сан-Теодоро. Его залы и комнаты с высокими потолками были украшены величественными полотнами, среди которых имелись даже произведения раннего Возрождения, когда художники творили под непосредственным покровительством этой семьи.

— Невероятно! — восхищенно проговорил Тим, в благоговении застыв перед «Благовещением» Рафаэля. Он настраивался на знакомство с нынешними сильными мира сего, но не был готов одновременно на встречу со Старыми Мастерами.

— У Сантиори всегда было чутье на талантливых людей. — Княгиня оказалась невысокой, пышущей здоровьем женщиной с седыми волосами и глазами, которые своим живым блеском затмевали сияние ее многочисленных бриллиантов. — Это более ранний вариант по сравнению с тем, что висит в Ватикане, — пояснила она. — Но когда дело касается Рафаэля, сказать, что первично, а что вторично в смысле красоты, невозможно. Вы согласны?

— О да, конечно, — быстро ответил Тим и подумал, как же должен чувствовать себя человек, живущий в доме, полном столь бесценных сокровищ.

— Пойдемте, отец. Можно мне называть вас Тимотео? Позвольте мне представить вас некоторым замечательным людям. Как-нибудь в другой раз заходите и любуйтесь картинами, сколько вам будет угодно.

Тим проследовал за княгиней по широкой мраморной лестнице. Ее каблуки стучали почти в унисон с его стремительно бьющимся сердцем. Еще один пролет, и они вышли в разбитый на крыше дворца сад, который освещался фонарями, установленными через равномерные промежутки на ограде. От вида Вечного города, открывающегося с террасы, у Тима захватило дух. С этой «смотровой площадки» можно было видеть весь Форум, освещенный прожекторами. Тим не мог оторвать взора от этих благородных руин империи — отчасти потому, что не чувствовал себя по-настоящему достойным людского величия, живые воплощения которого сейчас во множестве толпились на террасе.

Знакомый голос вернул его к действительности.

— Nunc est bibendum. Пора предаться возлияниям, как сказал поэт, — произнес где-то рядом отец Аскарелли. — Вот кто был подлинный поэт Рима — Гораций! Разве не так?

Тим обернулся на своего наставника и негромко рассмеялся.

— Отец мой, вы, я смотрю, времени зря не теряете! — сказал он. В каждой руке Аскарелли держал по узкому бокалу шампанского.

— Видишь ли, мой мальчик, — в свою очередь рассмеялся старик, — в моем возрасте надо использовать каждый момент. Я уже выпил за твое здоровье и еще выпью. Спасибо, что включил меня в список своих приглашенных. Теперь у меня есть шанс умереть с безупречным послужным списком в обществе.

— Carpe noctem [65] , — с теплотой в голосе сказал Тим.

— Et tu bili [66] , — отозвался Аскарелли и растворился в море знаменитостей.

Тим тут же мысленно поклялся пить в этот вечер только минералку, дабы запомнить каждое лицо, каждый звук, каждую ноту этого вечера… Вечера, устроенного в его честь.

Тем не менее на следующее утро голова у него раскалывалась. Не от выпитого или съеденного, а скорее, как он рассудил, от титанического умственного напряжения вчерашнего дня, когда сперва он сам источал блеск, а затем блеск источали на него.

В коллегию он вернулся как раз к утренней мессе, после чего свалился от усталости и проспал завтрак.

Вечером в трапезной за ужином к нему опять подсел Джордж.

— Вчера тебя вполне могли бы избрать, Хоган.

— Что-что?

— По моим подсчетам, на приеме было шестнадцать Князей Церкви — причем не все из них итальянцы. Когда за тебя поднимает бокал кардинал, архиепископ Парижский, готов поклясться, все французы не раздумывая отдадут тебе свои голоса.

— Он там правда был? — простодушно удивился Тим. Он уже научился пропускать мимо ушей едкие замечания своего товарища и конкурента относительно его продвижения по церковной лестнице.

— Ты что, его не видел? A-а, ты небось другим делом был занят — все на Софи Лорен глазел.

— Что?!

— Перестань притворяться! Надо было быть слепым, чтобы не заметить ее с этим ее заботливым супругом — Карло. Не забывай, смотреть нам не запрещено! Да ладно. Лучше скажи, с кем тебе удалось поговорить?

Тим потер ноющий лоб и сказал:

— Знаешь, Джордж, я не в силах всех припомнить. Я не шучу. Можешь пройти ко мне, я там список набросал.

— Что ж, от такого приглашения грех отказываться, — с готовностью согласился Джордж.