
Онлайн книга «Внучка берендеева в чародейской академии»
— Как скажете, царица-матушка. — Я поклонилася, не по книге, а как бабка учила, поясным поклоном. И пошла на лавку. Вона, местечко пустое рядом с царицыным крестлицем имеется, аккурат как для меня сбереженное. Царица же в мой бок и не глянула. Шла она, опираясь на руку Кирееву, а он, к голове ее склонившись, сказывал о чем-то… — Куда лезешь? — зашипела круглолицая боярыня сквозь сомкнутые губы. И как это у нее вышло-то? — Сюды. — Я на местечко пальцем указала. — Рукодельничать… Боярыни загомонили. А некоторые, небось, от гнева праведного, ажно с лавок поднялися. Не, ну аккурат куры! И раскудахталися, руками замахали, знай, рукава-то пляшуть. И чего разошлися? С Того, что царица туточки мне сидеть велела? Аль попросту что вышла она? Куда? Я и не приметила. Рынды вона осталися, стоять, глаза пучать для пущее важности, в бердыши вцепилися, а на лицах их мука нечеловеческая. И мнится мне, что будь их волечка, порубали б боярынь этих на раз. Те же кривятся, обступили меня, тычуть пальцами. Платье щупають, жемчуга считают. Серьги, когда б позволила, с ушами оторвали б, чтоб поближе глянуть. А после разом будто бы интересу утратили. Разошлися по лавкам, расселися. Не все, некоторые подле меня осталися стоять. Беседу начали. И главное, громко так говорят, про меня, а так, будто бы меня туточки и нету. — Божиня помилуй… где он ее выкопал? В каком стогу? — Маменька, родненькая, а что ж это теперь бу-у-удет, — тоненько завыла молоденькая боярыня, однако же опосля ласковое материной оплеухи примолкла. — Ничего не будет, Фроська. Нехай себе невестится, а оженится с тою, на кого матушка-царица укажеть, — ответствовала боярыня статей немалых. Грузна была да животом обширна, когда б не годы ея, подумала б, что брюхатая. — Может, и так, а может, иначе… — произнесла другая, худощавая, в жемчужное шапочке да с лицом набеленным. И белила клала на то лицо густенько, аккурат как мы известку на печной бок. — Вот чего ты, Брусвята, городишь! — Маменька… — Не слухай ее, Фроська, не будь дурой… — Так ведь азарин-то не под царицыною рукой ходит, вольный он… на ком захочет, на том и женится… — На холопке? — Если будет его такое желание. — Ма… Фрося смолкла и голову в плечи вжала, только всхлипнула жалобно, да маменька ейная этого всхлипу то ль не услыхала, то ль попривыкла ужо. — А ведь, Любавушка, — задумчиво произнесла третья боярыня, которая и в горнице шубейки не скинула, так и стояла в соболях, — ежели подумать, то лучше холопка, чем твоя Фроська… — Что ты говоришь такое, Глуздовна! — А то и говорю… правду… зачем азарину твоя перестарка! — Да ей только двадцатый годочек пошел! — Ма… — Фроська, смолкни! Вона, поглянь, какая красавица… Боярыня и вправду была красива. Телом обильна, особенно спереди, а задом она не повернулася, но мыслю, что тож достало. Лицо ее, круглое, что тарелка, набелили щедро, нарумянили. Бровки подвели сурьмою. Губы — вишневым цветом. На волосы вздели венчик с каменьями. В уши — серьги вида преудивительного, с колокольцами. — В самым соку… — Ага, только сок этот, — заметила Глуздовна, — уж прокисать начал… долго ты ее в невестушках держала. Вот и передержала. — Все равно по мойму будет! — боярыня Любава ножкою топнула. И Фроське еще одною оплеухой одарила, от которое венчик на самый Фроськин лоб съехал. — Небось, царица мне обещалась… — А она всем чего-нибудь да обещалась. — Глуздовна рученькою махнула, этак поважно, я аж моргнула, а ну как и вправду вылетят из рукава косточки птичьи, и ладно, ежель лебедями белыми обернутся, но ведь и по лбу могут. По лбу косточкою я не хотела. — И не понимаю я твоего желания с азарином породниться… или больше женихов подходящих не осталось? — Много ты говоришь, Глуздовна, да все без толку… Вот стою я посеред боярынь, слухаю их разговоры пустые… змеи и те друг дружку без причины не жалят. А эти только и гораздые кусаться. — …мне только пальчиком поманить, и мигом слетятся. — Так что ж не поманишь? — А может, хочу, чтоб моя Фроська царицею стала… Фроська потупилася, и сквозь белила на щеках ее румянец проступил, густенький такой. — Тогда тебе не азарин нужен… тем более, что жить ему осталось недолго… — С чего ты… Любава на меня покосилася, да видно, решила, что глупа я, как и положено сие холопке. Оно ж свыше заповедано, чтоб боярам разумными быть, а холопам — глупыми, ибо коль прибудет в холопах разума, то и скинут они власть боярскую, сами собою управлять станут. — Слег старый волк… зато волчат полное логово… и волчица не позволит их тронуть… Ишь, загадка хитромудрая. — Мам, об чем она? У нас волки завелися? — Еще какие… один от ожениться вздумал, — зашлася смехом Глуздовна. — Только покойники свадьбу не играют. И на меня глянула. В глаза самые, будто упредить хотела… полыхнули зеленью колдовской очи боярыни, да и погасли. Отвернулась, потерявши интересу что ко мне, что к беседе энтой. — Мам… — Потом объясню, Фросюшка… а помнишь братца моего двоюродного? У него сынок есть… ой, собою хороший… — Царевича хочу… — заныла Фрося. — Ты казала… — А теперь кажу, что не надобен нам царевич. Сама подумай, донечка, заберет он тебя в седло, увезет в степь далекую… Фроська носом шмыгнула. — От тятеньки, от маменьки… от подруженек твоих сердечных… — Совсем увезет? — А то… на вот, петушка скушай. — Петушка на палочке боярыня из рукава вытянула, о рукав же атласный и отерла. — Глянь, какой славный. Сам красен, хвостик золоченый… — Дай… Фрося петушка лизнула, язык для того вываливши вовсе не по этикету. — Все одно царицею быть хочу! Азарскою! Ты сама говорила, что он любить меня станет. И на ковер посадит… — Так ковер и тятька нам купит. Мы попросимо, а он и купит… будем сидеть, пока до дыр не просидим. А азары… Боярыня смолкла, пытаясь найти аргументу. Я и решила сподмогчи. Не все столпом стоять. — Он и на тебе жениться может, — сказала так, на Фросю с петушком глядючи. — Азарам можно. — Да? — Ага. Я буду первою женою. Ты второй. А третью мы ему сами выберем… |