Книга Сводные сестры, страница 14 – Роберт Лоуренс Стайн

Обычно отчим не отличался особой чуткостью. А с Ричем так и вовсе никогда не церемонился. Но сейчас он вел себя на удивление тактично.

— Я не делал этого! — в ужасе закричал Рич.

— Это неправильно. Мы не должны обвинять друг друга, — снова сказала миссис Уолнер.

— Помнишь, ты недавно читал книжку «Кладбище домашних животных», — подключилась к разговору Нэнси. — Я ее тоже читала. Там написано о том, как животное умирает, а потом люди возвращают его к жизни.

— Ну и что? Что из того? — отбивался Рич.

— Рич, — снова обратился мистер Уолнер к дрожащему сыну. — Не бойся, тебе ничего не будет, только скажи нам правду.

— Я говорю правду! Я не убивал. Если я читаю разные книги, это не значит, что я убийца! — в отчаянии закричал Рич и выбежал из кухни. Раздался топот и стук захлопнувшейся двери в спальне.

— Я считаю, сейчас нам всем надо разойтись и немного поспать, — сказала мать, крепко ухватившись за руку мужа.

— Но как можно спать? — воскликнула Эмили.

— Может, Рича тоже надо сводить к психоаналитику? — вслух размышлял мистер Уолнер. — Но у меня нет средств, чтобы водить к психоаналитику сразу двоих.

Джесси вспыхнула. Никто в семье не должен был знать о ее визитах к врачу.

— Утро вечера мудренее, — миссис Уолнер потянула мужа за собой.

— Но это очень серьезно, — настаивал тот.

— Но, Хью.

— Ну хорошо, — он почесал в затылке. — Иди наверх, дорогая, я все вымою и поднимусь к тебе.

— Я тоже ухожу, — тихо сказала Джесси и исчезла из кухни.

— Хочешь, останемся внизу и поговорим? — участливо спросила Нэнси.

— Наверное, нет. — Эмили сама не знала, чего хочет. Вернее, она хотела, чтобы этот кошмар скорее прекратился. — Возвращайся в постель, Нэнси.

— Не думаю, что кто-то сегодня заснет, — грустно ответила Нэнси, но повернулась и, как-то съежившись, пошла к себе.

Мистер Уолнер отправился за шваброй.

— Это сделала Джесси, — сказала Эмили матери, задержавшейся в дверях.

— Что?

— Что слышишь, мама. Я знаю, что это она. Она всегда ненавидела Тигра. Она ненавидит и меня.

— Эмили, — начала мать, но потом остановилась, что-то напряженно обдумывая. — Почему ты всегда во всем обвиняешь Джесси?

— Потому что именно она делает все эти ужасные вещи, — медленно произнесла Эмили. Она вдруг почувствовала, что безумно устала и хочет спать, несмотря на то, что образ убитой собаки не покидал ее.

— У тебя нет доказательств. Это только твое предубеждение.

— Это не предубеждение! Мама, ты не знаешь, какая она на самом деле. Со взрослыми она ведет себя совершенно иначе, чем когда мы остаемся одни.

— Ты должна спросить себя, почему ты не любишь Джесси. Может быть, ты ревнуешь? Но она теперь твоя сестра и…

— Мама, ну почему ты меня не слушаешь?

— Я слушаю, дорогая. Я знаю, что у вас с Джесси не складываются отношения. Может, нам втроем сесть и поговорить?

— Какой в этом смысл?

Ее невозможно переубедить. Вся в слезах, Эмили пробежала мимо матери. Та даже не пыталась ее остановить.

«Конечно, она не хочет ссориться с Джесси, — с горечью думала Эмили, медленно поднимаясь по лестнице. — Она предпочитает не вникать в проблемы. Думает, если их не замечать, то они исчезнут сами собой».

Когда умер отец, мать оказалась совершенно беспомощной. Им с Нэнси пришлось все делать самим. В их семье ребенок — мама, все остальные 'по сравнению с ней — взрослые.

В комнате горел свет. Эмили остановилась в дверях. Что она скажет Джесси? Как можно находиться в одной комнате с убийцей? Может, позвонить в полицию? Нет, вряд ли их заинтересует убийство собаки. А может, все-таки позвонить? Хотя нет, мама права, у нее нет доказательств… А что, если это Рич? Он помешан на Стивене Кинге, и потом — совершил же он мелкое преступление. Может, он мог и убить?

— Эмили?

— Ой!

Из темноты коридора неожиданно выступила Джесси.

— Извини, что напугала. Я была в ванной комнате — хочу приготовить тебе горячую ванну.

— Да? — Эмили растерялась. Она-то готовилась к очередному выяснению отношений, а тут такая забота.

— Теплая вода тебя успокоит, — мягко сказала Джесси. — И ты смоешь кровь.

— Спасибо, Джесс, я…

— Иди же, раздевайся, я капну в воду твое любимое ароматическое масло.

Она снова растаяла в темноте.

Эмили вошла в спальню. С какой стати Джесси так внимательна к ней? Пытается загладить свою вину?

Она стянула окровавленный свитер и бросила его в угол. На лестнице послышались тихие шаги. В дверях стояла мать.

— Эм, с тобой все будет в порядке?

— Да, мама, — ответила она, не оборачиваясь. — Иди, поспи хоть немного. Мать молча ушла.

Что-то лежало на ночном столике Джесси. Эмили медленно приблизилась. Дневник.

Было слышно, как в ванной шумит вода. Значит, Джесси еще там. Эмили осторожно взяла дневник в руки. Это была толстая книга с металлической застежкой, которую Джесси забыла запереть. Эмили качала бегло пролистывать страницы, поглядывая на дверь, опасаясь, что Джесси может войти в любую минуту. Видно было, что дневник велся в течение нескольких лет — Джесси аккуратно делала записи почти каждый день. Но ничего интересного не попадалось. Вдруг раздались чьи-то шаги. Эмили быстро кинула дневник на место. Ложная тревога — это отчим возвращался в спальню. С колотящимся сердцем она снова раскрыла дневник па записях последних дней. «Эмили опять обвинила во всем меня… — писала Джесси. — Я не знаю, что с этим делать, но так дальше продолжаться не может».

Вода в ванной перестала шуметь. Эмили закрыла дневник трясущимися руками.

«Необходимо его дочитать, — мелькнуло у нее. — Я должна знать, что Джесси задумала, насколько она опасна. Ладно, дочитаю, когда она заснет».

Девочка поспешно сунула дневник к себе под подушку.

— Ты еще не раздевалась? — удивилась Джесси, входя. — Вода уже готова.

— Спасибо, — Эмили не двинулась с места.

— Как ты? — Джесси положила теплую руку ей на плечо. От этого прикосновения у Эмили зашумело в голове, все мысли перемешались. — Иди помойся, тебе станет легче.

— Ты так добра ко мне, Джесси.

— Я просто в ужасе от случившегося, — тихо вздохнула Джесси.

Эмили вошла в ванную, разделась, постояла у края панны, вдыхая приятный запах сирени. Здесь было так тепло и уютно. Она посмотрела на свои руки, покрытые пятнами засохшей крови.