Онлайн книга «Крестовый перевал»
|
— Ты ничего не перепутала? — Нет, — поправляет она челку дрожащими пальчиками, — я узнала обе машины. И Базылева показали крупным планом. Он как живой. Только лужица крови под головой… — А почему же здесь, в Саратове, милиция — ни сном ни духом? — Не знаю. Наверное, московские менты еще не установили личности… — Чудно. Нет ничего проще, чем пробить по регистрационным номерам хозяев автомобилей. Помолчав, она вновь поправляет непослушные волосы. И, стрельнув в меня голубыми глазищами, робко интересуется: — Ты никому не скажешь? Хороший вопрос. Чисто женский. Потирая небритый подбородок, пожимаю плечами: — Постараюсь. — Я не уверена… Они меня не посвящали в свои дела, но… Короче, парни что-то затевали — готовили какую-то операцию, как любил выражаться Юрка. — Почему ты так решила? — Я заметила в багажнике машины Базылева несколько новеньких регистрационных номеров синего цвета. — Новые номера? Синего цвета? Зачем они им?… — Этого я тоже не знаю. — Когда ты их заметила? — Неделю назад. Мы втроем ездили купаться на пляж Усть-Курдюма. Я доставала из багажника пакет с пивом и… случайно увидела. Прощаюсь с Ириной, выковыриваю из памяти дежурные слова поддержки; еще разок диктую свой номер и прошу звонить, если что-то узнает. И без промедления созваниваюсь с Серафимой. Надо как-то рассказать о несчастье Дарье Семеновне, и будет лучше, если мы это сделаем вдвоем. Кажется, Серафима рада моему звонку. Однако, уловив печальные нотки, настороженно выспрашивает причину. Я же поспешно договариваюсь о встрече, бросив незначительную фразу: — Кое-что разузнал о Юрии. И еду к ней с тяжелым сердцем… — Что за срочность? — улыбается Серафима, подходя к машине. Видимо, думает — я нарочно нагнал таинственности, чтобы напроситься на свидание. Отвечаю кислой улыбкой, открываю дверцу, помогаю устроиться в кресле. Усевшись рядом, избегаю смотреть в глаза. И скорбно выдавливаю: — У меня плохие новости. — Что случилось? — спрашивает она изменившимся голосом. — Я выяснил номер телефона Ирины и позвонил ей сегодня. В общем… Юрка с компанией друзей поехал в Москву и… — Что с ним? — Вся компания погибла. Пять человек. Ирина сказала, что узнала об этом из телевизионных новостей. Она молчит, спрятав лицо в ладони. А я смотрю куда-то вдаль сквозь залитое дождем лобовое стекло и стараюсь не тревожить. Так мы и сидим. Минуту, пять, десять… Потом Серафима поднимает голову; в глазах — слезы. — Господи… Господи, ну, зачем ты убиваешь таких молодых? Зачем?! Я легонько сжимаю ее прохладную ладонь. — Нужно сообщить тете Даше. — Да-да, — кивает она. — Только поехали медленно. Ладно?… Ладно. Мне и самому тошно. И ни малейшего желания нести Дарье Семеновне жестокую весть; видеть ее отчаяние, невыносимую боль в глазах. Через час сбываются худшие предположения: узнав о гибели Юрки, тетя Даша хватается за сердце и оседает на пол — я едва успеваю ее подхватить. Серафима вызывает «Скорую помощь», и до приезда врачей мы отпаиваем пожилую женщину валерьянкой. Наконец, долгожданный звонок в дверь. В квартиру быстрым шагом заходят медики; врач прямиком направляется к больной: измеряет давление, снимает кардиограмму, делает укол… Медбрат тем временем выспрашивает у нас фамилию, возраст, наличие хронических заболеваний. Озвучив предварительный диагноз, врач велит перекладывать Дарью Семеновну на носилки. Серафима срывается и начинает поиск самых необходимых вещей. — В реанимацию ничего не нужно, — останавливает ее медработник. — Скажите хотя бы, где ее искать? — Во 2-й Советской. В кардиологии… Стоя под мелким моросящим дождем у подъезда, провожаем «Газель» с красными крестами на белых боках… Проводив, возвращаемся в опустевшую квартиру. — Что будем делать? — Стою посреди зала. — Ты знаешь, где лежат ключи? Серафима растерянно оглядывается: — Кажется, видела их в прихожей. — В таком случае давай проверим газ, свет, воду; закроем окна, балкон. Запрем входную дверь и отдадим ключи соседям. — Хорошо. Так и сделаем. Андрей как-то говорил, что тетя Даша дружит с соседкой из квартиры напротив. * * * Полночь. К нашему разочарованию, погода не улучшается, а напротив — становится хуже. К сыплющей сверху мороси добавляются порывы холодного северного ветра. Мы едем вдоль Волги к центру города и в сторону дома Серафимы; оба расстроены, разговор не клеится. Машину веду аккуратно — асфальт мокрый, скользкий, а резина на моем «Опеле» далеко не новая. Впрочем, я в своей осторожности не одинок — все водители немногочисленного транспорта, следующего в попутном направлении, проявляют мудрую неторопливость. Переезд. Опущенный шлагбаум. Очередной атавизм в черте города. Пристраиваемся в конец небольшой очереди из таких же полуночников и ждем — пропускаем уставший, запыхавшийся товарный поезд… Стоим минуту, другую, третью… Наконец, проплывает последний вагон, и полосатая палка милостиво принимает вертикальное положение. Можно ехать. Ильинская площадь. Днем здесь не продохнуть от транспорта и пешеходов, а ночью, да еще в такую погоду — никого. Поворачиваю влево на Шелковичную и вдруг замечаю, как невольно напрягаются мышцы рук и ног. Где-то в этом районе в прошлый раз нас нагоняли парни на мотоцикле — очень похожие на тех, что расстреляли таксиста. Вглядываюсь сквозь мельтешащие по стеклу «дворники» в строения с правой стороны от дороги… Да, все верно — вот и двор многоэтажки, куда пришлось нырнуть во избежание неприятностей. Крепко сжимая руль, бросаю настороженные взгляды в зеркала заднего вида. Вокруг все спокойно. Никого. Ни машин, ни пешеходов. Усмехаюсь своей нервозности, расслабляюсь, а через пару кварталов и вовсе забываю о неприятных ощущениях. Да и невозможно долго отвлекаться на всякую хрень, когда рядом сидит и едва не касается плеча потрясающая женщина. Вскоре моя правая рука находит ее ладонь. Серафима не противится, а лишь легонько сжимает в ответ мои пальцы. Я замечаю, как блестят в полумраке ее красивые глаза, как учащается дыхание и волнительно вздымается грудь… Мы оба молчим. И оба знаем, что ничего, кроме дружеского рукопожатия, между нами не случится. За полквартала до Пугачевской — улицы, где находится ее дом, я сбрасываю скорость и готовлюсь к повороту. Перекресток уже рядом — в какой-нибудь полусотне метров. С грустью думаю о предстоящем расставании. Наверное, у меня давно не было женщины… |