Онлайн книга «Имаджика. Примирение»
|
— Ход вещей на нашей стороне, — говорил мистиф из тех, лучших времен. — Природный инстинкт велит каждой сломанной вещи искать воссоединения. А Имаджика сломана и может быть починена только Примирением. — Тогда почему же было столько неудач? — спросил его Миляга. — Не так уж и много их было, — ответил Пай. — Кроме того, все предыдущие попытки терпели неудачу по вине внешних сил. Христос пал жертвой вражеских происков. Пинео был уничтожен Ватиканом. Каждый раз какие-то посторонние люди губили лучшие намерения Маэстро. У нас таких врагов нет. Какой горькой иронией прозвучали эти слова! На этот раз он не может позволить себе такого благодушия. Во всяком случае, до тех пор, пока жив Сартори и леденящее душу воспоминание о последнем, неистовом явлении Пая по-прежнему стоит у него перед глазами. Но хватит об этом думать! Он постарался прогнать видение и устремил взгляд на Целестину. Ему трудно было думать о ней как о своей матери. Возможно, среди тех бесчисленных воспоминаний, которые ожидали его в этом доме, и были какие-то смутные картины того, как грудным ребенком он лежал у нее на руках, как сжимал своим беззубым ртом ее грудь и сосал молоко, но ему они не встретились. Возможно, просто слишком много лет, жизней и женщин миновало со времени его младенчества. Он ощущал в себе благодарность за то, что она подарила ему жизнь, но трудно было отыскать в душе нечто большее. Через некоторое время пребывание у ее ложа стало угнетать его. Слишком уж она была похожа на труп, а он — на добросовестного, но равнодушного плакальщика. Он поднялся на ноги, но, перед тем как выйти из комнаты, помедлил у изголовья и наклонился, чтобы прикоснуться к ее щеке. Их тела не соприкасались уже в течение двадцати трех, а то и двадцати четырех десятилетий и, вполне возможно, уже не соприкоснутся снова. Плоть ее оказалась вовсе не холодной, как он предполагал, а теплой, и он задержал руку у нее на щеке дольше, чем намеревался. Где-то в слепых недрах сна она ощутила прикосновение и, похоже, поднялась чуть-чуть повыше — до уровня сновидения о нем. Суровость ее черт смягчилась, а ее бледные губы прошептали: — Дитя? Он не знал, отвечать или нет, но в момент его колебаний она вновь произнесла то же самое слово, и на этот раз он ответил: — Да, мама? — Ты будешь помнить о том, что я тебе рассказала? «Что бы это могло быть?» — подумал он. — Я… не уверен. Постараюсь, конечно. — Может быть, я расскажу тебе еще раз? Я хочу, чтобы ты запомнил, дитя мое. — Да, мама, — сказал он. — Расскажи мне, пожалуйста, еще раз. Она улыбнулась едва уловимой улыбкой и начала рассказывать историю — судя по всему, далеко не в первый раз. — Давным-давно жила-была женщина, и звали ее Низи Нирвана… Но не успела она начать, как стала соскальзывать все глубже и глубже в сон, а голос ее стал стихать. — Не останавливайся, мама, — попросил Миляга. — Я слушаю тебя. Жила-была женщина… — …да… — …и звали ее Низи Нирвана. — …да. И отправилась она в город злодейств и беззаконий, где ни один дух не был добрым и ни одно тело — целым. И там ее очень-очень сильно обидели… Голос ее вновь окреп, но улыбка исчезла с лица. — Как ее обидели, мама? — Тебе не обязательно об этом знать, дитя мое. Когда подрастешь, сам об этом узнаешь, а узнав, захочешь забыть, но не сможешь. Запомни только, что обидеть так может только мужчина женщину. — И кто ее так обидел? — спросил Миляга. — Я же сказала тебе, дитя мое, — мужчина. — Но какой мужчина? — Имя его не имеет значения. Важно другое — ей удалось убежать от него и вернуться в свой родной город. И там она решила, что должна обратить во благо то зло, что ей причинили. И знаешь, что было этим благом? — Нет, мама. — Это был маленький ребеночек. Прекрасный маленький ребеночек. Она его безумно любила, а через какое-то время он подрос, и она знала, что скоро он должен будет покинуть ее, и тогда она сказала: прежде чем ты уйдешь, я хочу рассказать тебе одну историю. И знаешь, что это была за история? Я хочу, чтобы ты запомнил, дитя мое. — Скажи. — Жила-была женщина, и звали ее Низи Нирвана. И отправилась она в город злодейств и беззаконий… — Но это та же самая история, мама. — …где ни один дух не был добрым… — Ты не дорассказала первую сказку, мама. Ты просто начала все сначала. — …и ни одно тело — целым… — Остановись, мама, — сказал Миляга. — Остановись. — …и там ее очень-очень сильно обидели… Обескураженный повтором, Миляга отнял руку от щеки матери. Она, однако, не прекратила своего рассказа. История повторялась без изменений: побег из города, обращение зла во благо, ребеночек, прекрасный маленький ребеночек… Но не ощущая больше его прикосновения, Целестина вновь начала соскальзывать в слепые глубины сна без сновидений, и голос ее становился все менее внятным. Миляга встал и попятился к двери, а она тем временем шепотом завершила очередной круг: — …и тогда она сказала: прежде чем ты уйдешь, я хочу рассказать тебе одну историю. Не отрывая взгляда от ее лица, Миляга нашарил за спиной ручку и открыл дверь. — И знаешь, что это была за история? — почти совсем невнятно пробормотала она. — Я хочу… чтобы ты… запомнил… дитя мое. Продолжая смотреть на нее, он выскользнул в холл. Последние услышанные им звуки показались бы бессмыслицей для любого уха, кроме его собственного, но он-то сумел угадать, что прошептали ее губы, пока она падала в черную яму сна без сновидений. — Давным-давно жила-была женщина… В этот миг он закрыл дверь. По какой-то необъяснимой причине с ног до головы его охватила дрожь, и лишь помедлив несколько секунд на пороге, он сумел частично взять себя в руки. Повернувшись, он увидел у подножия лестницы Клема, который копался в коробке со свечами. — Она еще спит? — спросил он у приближающегося Миляги. — Да. А она говорила с тобой, Клем? — Очень мало. Почему ты спрашиваешь? — Просто я только что слышал, как во сне она рассказала историю. Про женщину по имени Низи Нирвана. Ты знаешь, что это значит? — Низи Нирвана? Ей-богу, нет. Это чье-то имя? — Ну да. И по какой-то причине оно очень много для нее значит. Когда она посылала Юдит привести меня, она велела ей передать мне его. — А что за история? — Чертовски странная, — сказал Миляга. — Может быть, когда ты был малышом, она тебе такой не казалась. — Может быть… |