Онлайн книга «Большая книга ужасов. 43»
Дома Митька отлеживался недолго. Его распирала жажда справедливости и мести. Что такое?! Какая-то кривоногая и криворукая дура будет ему жизнь портить! Рентген, перевязки, мази, процедуры – и через три дня он прихромал в школу… чтобы в очередной раз взвыть от ярости. * * * Что-то за это время произошло. Что-то неуловимое. Класс разделился. Раньше все они колыхались эдаким равнодушным болотцем, без разграничения на «своих» и «чужих». А теперь словно красную черту в воздухе провели – все девчонки были с новенькой. Они дружно ходили за ней толпой, заглядывали в ее бесцветные глаза, ловили ее слова, высказываемые ее хрипловатым голосом. – Чего случилось? – спросил Емцов у притихших друзей. – Ничего, – отвернулся к левому окну Влад. – Ничего, – отвернулся к правому окну Юрка. – Это что такое, я спрашиваю?! – Митька ткнул пальцем в шушукавшихся у первой парты девчонок. – Это они на картах гадают – кого вызовут, а кого нет. – И как? – Все совпадает. – И кого? – Сейчас поймешь. Шебуршание смолкло, потом что-то сказала Анька, и девчонки вновь загомонили. Группка распалась. Девчонки потекли к своим партам. Кто-то это делал очень быстро: усаживался, доставал учебник и начинал шумно перелистывать страницы. Остальные с любопытством оглядывали класс, сочувственно смотрели на парней. – Видал? – Юрка потянул из рюкзака учебник – только что он получил с десяток насмешливых взглядов. В другом конце класса двоечник Андрюха Коготков тянул на одной ноте: – Дай учебник! Ну чего, тебе жалко, да? Тебя же не спросят. Ну, дай учебник! – О! Емцов! Как нога? – В класс ворвался учитель истории, Дмитрий Степанович. Резко закрыл за собой дверь. Резко повернулся к классу: – Почему ты молчишь? Забыв о боли, Митька выбрался в проход. – Можно я урок отвечу? – А ты готов? – историк сверкнул белозубой улыбкой из-под усов. – Нет, но я все равно хочу, – искренне признался Емцов. – Да ты погоди, – учитель попытался остановить рвущегося в бой Митьку. – Давай лучше… – он быстро взглянул в журнал, – Коготкова послушаем. Он давно мечтает двойку исправить. – Не мечтаю я, – нехотя поднялся Андрюха, которому так и не дали учебник. – Могу и других пропустить вперед. – Спросите меня. – Митька дохромал до доски, по пути опираясь на парты одноклассников. – О чем же ты хочешь нам рассказать? Емцов попытался восстановить в памяти насмерть убитые кластеры с информацией по истории. Что-то там было с Иваном Грозным и Смутным временем… Кажется, на Русь кто-то напал… – О том, как наши против врагов воевали. И победили, – выдал Митька, суровым взглядом окидывая притихших одноклассников. Ни дать ни взять – князь Пожарский перед походом. – Ага, – растерянно пробормотал Дмитрий Степанович, вновь уткнувшись в журнал. – Про войну хочешь рассказать? Митька специально не смотрел на новенькую. Вот взглянет он на нее, а она от его взгляда моментально испепелится! – И про войну тоже. – А я разве про войну задавал? – Учитель попытался выглядеть строгим, вроде сам сейчас на войну пойдет. – Культура и быт семнадцатого века, – торжественно пропела Васька Вербицкая. – Вот давай, Василиса, и иди к доске, – обрадовался историк. – А ты, Митя, послушай… Я тебя в следующий раз спрошу. – Обещаете? – воинственно поджал губы Митька. – Конечно, конечно… Емцов похромал обратно. В спину ему летела уверенная дробь Васькиных слов – после предупреждения Аньки она успела подготовиться. – И так – третий день подряд, – прокомментировал Влад. – И вы терпите?! – возмутился Митька. – А что тут терпеть? – Юрка пульнул бумажным шариком в ногу возвращавшейся после блестящего ответа Ваське. – Удобно. – Да ни фига не удобно – зависеть от какой-то лохматой кукушки! А если она соврет, ты будешь выглядеть дураком! – Почему это соврет? Она всегда правду говорит, – вздохнул Пулейкин. А на следующем уроке он и сам нарвался на предсказание. Шла занудная химия. Рука Юрки с зажатым в ней карандашом непроизвольно потянулась к Аньке-Андалузии. У нее же такая спина: не ткнул ее карандашом – считай, день прожил зря. Прямая, как струна. И словно бы такая же железная, как рельса. Не железная, как выяснилось. От укола Андалузия дернулась, повернулась. Взгляд пронзительный. Глаза бесцветные. – А я что? – сразу ушел в защиту Юрка. Карандаша в его руке уже нет, плечами пожимает – никто, мол, ее не трогал. Ей все показалось! – Пулейкин, – мрачно изрекла Леонова, взгляд не отвела. До самых мозгов просверлила Юрку своими буравчиками-зрачками. – Ты бы лучше к урокам готовился, тебя сейчас химичка спросит! Вот ведь черт! Юрка засуетился, понимая, что все равно ничего не успеет, пропал он. – Пулейкин, – вызвала его Людмила Петровна. – Ты чего прячешься? Выходи! – Убью! – прошептал одними губами Юрка, выбираясь из-за парты. «Моли» с «омами» дружной стайкой запрыгали вокруг него, ссыпались в кучу валентности и атомные заряды частиц. – Два, садись! – Кто бы сомневался, – прищурила белесые глаза Анька. Ну, Андалузия! Ну, держись! – И никакая она не Андалузия, – возмущалась на перемене Вербицкая. – Алансон – это во Франции, а Андалузия – в Испании. – Нарываешься, – прошептал Юрка, чувствуя, как что-то неприятное зашевелилось в его душе. Нечто такое, что невозможно сдержать, если оно решит взять верх. А тогда – все. И правда – убьет он ее! Анька Леонова, она же Андалузия, то бишь Алансон, «выскреблась» из класса. – У, Горлум! – нервно прошептал ей в спину Митька Емцов и спрятался за низкорослого Влада Муранова. Но Анька не услышала. Она прохромала своей невозможной походкой по коридору – правую ногу выворачивает, с трудом протаскивая ее вперед. Черные негустые волосы топорщатся на голове, собираясь на шее в невообразимый хвостик. Личико маленькое, с остреньким носиком, с таким же остреньким подбородком, с некрасивыми бесцветными глазками. И глаза эти всегда смотрят очень пристально. Что еще? Молочная рыхлая кожа убивала какое бы то ни было желание назвать это существо «милой девушкой». Горгона – ее имя! – Храбрые – за спиной у кого-то! – возмущенно бросила Вербицкая и побежала за новой подружкой. – Эй, подожди! За ней потянулись Олька Хаецкая и Лерка Пустячная. Верная гвардия кардинала. |