Онлайн книга «Таинственные истории, случившиеся с обычными людьми»
Она пожала плечами. – На самом деле это он не простил меня. – Но ведь ты ему не изменяла! – Изменяла. – Ну, он же не знал… – Знал. Ее быстрые уверенные ответы сбили его с толку, и он замолчал. Она принялась пить чай как ни в чем не бывало. Петр с интересом смотрел, как она вытягивает губы трубочкой и высасывает содержимое чашки, точно птичка. «И целуется наверняка как клюет, – представил Петр. – У таких губы в момент поцелуя твердеют, а соски остаются мягкими…» – У тебя есть дети? – спросил Петр. Она кивнула. – Значит, ты счастлива, – сказал Петр. Она пожала плечами. Петр сказал: – Знаешь, я только сейчас понял одну вещь. Она испуганно смотрела на него. Он накрыл ее ладонь своей. – Ты не настоящая моя мать. Поэтому никогда больше не печалься из-за того, что сделала. – Я не понимаю… – произнесла она медленно. – Это правда. Он встал. – Я рад, что мы увиделись, – сказал Петр. – Ты хорошая. Антигона ждала его во дворе. Он даже надеяться не смел, что она там окажется, но она бродила по мостовой и слушала, как разношенные ботинки шлепают ее по пяткам. Эхо, обитавшее в этом дворе, старое разжиревшее эхо делало этот звук гулким. Заслышав шаги, Антигона обернулась. – Ты понял? – спросила она, увидев, что лицо Петра сияет. Он кивнул ей, еще издалека, а потом добавил словами, чтобы не оставалось сомнений: – Не она – моя мать. Антигона расхохоталась: – Да, ты это понял! Петр взял ее лицо в ладони и, поскольку Антигона попыталась вырваться, ухватил ее покрепче за уши. – Кто ты? – А ты как думаешь? – засмеялась она и ударила его прядью волос с тяжелой папильоткой. – Скажи! – Сказать твои мысли? – Ты была словом – «Антигона». Давно. – О, я – слово! – кивнула она, заставляя его выпустить ее уши. – Я слово «Антигона», и я слово «сестра». Ты видел меня во сне? Он молча улыбнулся ей. Она с восхищением посмотрела на его зубы, а потом сказала: – Я тоже. Ты был в моем сне. Но ты не был словом. – Кем же я был? – Кусок мяса. – И я молчал? – Ты молчал и был мой брат. Ты – немой, ты – никто. Называется – подменыш. – Почему? – Необходимость. Жертва. – Почему? – опять спросил он. – Это в крови, – ответила Антигона. – Понимание сроков. Женщины знают, когда пора это сделать. Если не добавлять людей, наш род прервется. Нужен был человек. Она подменила детей. Ты – подменыш. – А тот, второй… мой двойник? – не выдержал Петр. – Что? – удивилась Антигона. Ее черные глаза сияли, как будто в них налили по ведру света. – Какой он? На кого он похож? Антигона удивленно подняла брови. – Он похож на человека. Он не похож на брата. – Он слабый? – жадно поинтересовался Петр. – Ты – очень сильный, – сказала Антигона. – Он слабый! – повторил Петр. Антигона пожала плечами: – Он человек. Он – мешок со свежей кровью. Он не похож на брата. Ты – другой. Ты больше не кусок мяса. – Кто же я? – допытывался Петр. Самым важным для него было сейчас понять, каким видит его Антигона. – Ты – кусок камня, – сказала она важно. – Идем. Мои башмаки скоро закончатся. Он покачал головой, показывая, что не понимает смысла последней фразы. Она показала на свои ботинки. – Башмаки. Я должна вернуться домой до заката, иначе застряну. Ты любишь обувь? Подумай над этим. Это важно. Она шагнула вперед, потом еще и еще – и вдруг исчезла. Петр остался один во дворе-колодце, под окном дома, где жила его не-мать, грустная женщина без судьбы. И место это, и знакомство не несли в себе ровным счетом никакой отрады, но Петру казалось, что ему подарили нечто огромное и чрезвычайно важное. Он раскинул руки в стороны и медленно закружился по двору. Он знал, что не-мать наблюдает за ним из окна. Она часто смотрит на людей и вещи, не понимая их смысла и не впуская их в душу, – она лишь следит за тем, как жизнь проходит мимо. Распахнулось совершенно другое окно, не то, о котором думал Петр, и оттуда показалась растрепанная старуха. – Пошел вон! – заорала она. – Пьянь! Бродяги! Шляются тут! Здесь приличный дом! Я милицию позову! Убирайся, тебе говорю! И она разразилась бранью, в которой Петра больше всего удивило слово «проститутка». Он так и не понял, к кому оно было отнесено. Не переставая кружиться и подскакивать, он пересек двор и выбежал в переулок, а оттуда в два прыжка добрался до роскошной улицы-красавицы. Здесь город встретил его, словно подвыпившего джентльмена, и с легкой иронией вопросил: «Неужто допустимо посещение подобных мест? Если бы вы, милостивый государь, вздумали пуститься в пляс на Невском, вам никто бы и слова худого не сказал, так нет, угораздило вас забраться в эдакие трущобы! За трущобы я, милостивый государь, совершенно не отвечаю». И хоть это было сущим лицемерием – город сам развел эти трущобы и, уж конечно, нес за них полную ответственность, – Петр послушно поник головой и степенным шагом добрался до общежития. Той ночью он не спал. Он понял о себе сразу три важные вещи: во-первых, он должен разбогатеть; во-вторых, он обожает обувь, а это верный признак скорого богатства; и в-третьих, у него есть способ добыть деньги. «Антигона, – прошептал он под утро, когда вселенная, измученная мириадами искапризничавшихся снов, была хрупка и беззащитна и свободно пропускала слова из одного мира в другой. – Антигона. Сестра». Второе слово было сладким, первое – гудящим. Петр никак не мог для себя решить, какое из них лучше. Сергея Николаевича Михайлова все знакомые и даже прораб называли Михля. Он был рыжий – весь, с головы до ног. Его покрывали расползшиеся по всему телу веснушки. Его глаза были желтыми, а волосы – цвета пожара на ярком солнечном свету. В юные годы Михля закончил институт и намеревался до конца дней своих проектировать турбины. Но тут в стране что-то случилось и стало не то чтобы совсем плохо, но как-то крайне странно с работой и вообще, – и Михля, махнув рукой на свои турбины, начал работать на стройках. |