Онлайн книга «Таинственные истории, случившиеся с обычными людьми»
– На самом деле это был мой счет, – уточнил Петр Иванович. – Но для тебя. Да. – Почему? Почему твой? – Потому что ты бы все потратил. Михля вздохнул. Он теперь дышал с особенным ощущением, каждый раз воспринимая чистый воздух в своих легких как некое избавление, как чудо. – Для тебя «человек» важнее, – прибавил Петр Иванович. Михля не без удивления понял, что тот давний разговор о дружбе до сих пор не дает Петру Ивановичу покоя. Он хотел было сказать своему приятелю, что каждый имеет полное право оставаться собой и идти собственным путем, как диктует ему раса и воспитание. Но не успел. Петр Иванович взял его за руку и торжественно провозгласил: – Если бы «тролль» не было главным, ты бы сгорел. Михля кивнул. – Я же не спорю. Если бы «тролль» не было главным, ты бы давно отдал мне мои деньги. – И ты бы их потратил. – И я бы их потратил. – И был бы сейчас без дома. В бараке для погорельцев. – Это ужасно. – Михля вдруг понял, что никогда не верил в подобную возможность, а ведь она так же реальна, как и любая другая, включая мировую войну. От этой мысли у него мороз прошел по позвоночнику. – Мебель потом, – прибавил Петр Иванович. – Я потратил остаток твоих денег. – Да? – ревниво удивился Михля. – Я оформил витрину. Михля еще немного повздыхал, а потом признался: – Тебе, как всегда, видней… Витрина, наверное, важнее, чем мебель. Я и на полу могу пока поспать. – Да, – кивнул Петр Иванович, явно обрадованный. – Витрина важнее. Они из серебра. – Кто? – Михля, как обычно, не улавливал последовательности в рассуждениях приятеля, и это его странным образом успокаивало. Всегда на душе становится тепло и уютно, когда обнаруживаешь вещи, неизменные от начала времен. Такие, как разведенный на привале костер, глоток воды в жаркий день или скачущую логику тролля. – Ты понял! – восхитился тролль. – Они – «кто», а не «что». У них есть душа. У всякой хорошей обуви есть душа, а эти… – Он задохнулся от восторга и, чтобы прийти в себя, несколько раз быстро произнес: «Антигона, Антигона, Антигона!» Затем, когда все ритмы выровнялись, тролль продолжил: – Я заказал башмачки из чистого серебра. У ювелира. Очень дорого, но!.. – Он поднял палец. – Это абсолютно. – Что абсолютно? – Михля смутился (ему польстило, что тролль восхитился его мнимой догадливостью, и он не хотел разрушать этого впечатления). – То есть кто абсолютен? – Их красота абсолютна, – ответил Петр Иванович. – Это туфельки. Для женской ножки. – Он облизнулся, обтирая языком капли пота, выступившие на переносице. – Для узкой, стройной ножки. Для недоступной, капризной ножки. Каблучок… – Он показал пальцами нечто очень, с его точки зрения, хорошенькое, и брови его умиленно задрожали над глазами. – Ты хочешь сказать, что эти… сабо из серебра можно носить, как самые обычные туфли? – поразился Михля. Петр Иванович торжественно кивнул. – Очень удобная колодка. Я проверял. – Ты мерил их на свою ногу? – Нет, на руку. Тролль может рукой определить, будет ли удобно ноге. – Это такой троллиный секрет? – Это вообще не секрет, потому что все об этом знают, – заявил Петр Иванович. – Более того, – прибавил он заговорщическим хриплым шепотом, так что Михля поневоле придвинулся ухом к его губам, – некоторые люди это тоже умеют. Михля недоверчиво посмотрел на приятеля. – Ты редко шутишь! – Я вообще не шучу, – Петр Иванович дернул плечом, – я каменный. Михля провел ладонью по голой голове. Он обрился и теперь на ощупь воспринимал свой череп как замшевый. – Ты всегда был каменным? – А что? – Я просто подумал… – После больницы у Михли действительно появилась склонность анализировать некоторые вещи, прежде представлявшиеся ему очевидными. – Я подумал, что тебя, наверное, в детском доме осматривали. Ну, врачи. Детей всегда осматривают врачи. – Всегда? – Это обычай. Постоянно что-то щупают, берут на анализ то кровь, то что-нибудь похуже, взвешивают, измеряют, изводят горы бумаги. Детство – это ужасное время, – сказал Михля. – Это время, когда ты постоянно считаешься больным и только тем и занят, что либо делаешь уроки, либо сидишь в очереди к врачу в поликлинике. – Надо же, – сказал Петр Иванович и вдруг заплакал. Михля испугался: – Что с тобой? – Я не знаю, – сказал Петр Иванович и, длинно всхлипнув, замолчал. Потом он шумно высморкался в газету, бросил ее, скомкав, в угол и объяснил: – Я понятия не имею, каким бывает детство у троллей. А когда я думаю о детстве Антигоны, у меня сердце падает в желудок и там растворяется. – Сильное чувство, – согласился Михля. – В детском доме я не был каменным, – признался Петр Иванович. – Был мягонький, как рукавичка. Любую кишку можно было пальцем нащупать. Только не говори никому, – предупредил он, отводя глаза. – Да никто и не спросит, – заверил Михля. – Кому это интересно? – Возможно, тролли в детстве вообще не сразу каменные, – прибавил Петр Иванович задумчиво. – Меня занимал вопрос. Долго занимал. Но я никого не спросил. Ты понимаешь! Невозможно. – Да, – сказал Михля. – Тяжко тебе пришлось в детстве. Один из своей расы среди чужих ребятишек. – Но я все же был тверже их всех, – сообщил Петр Иванович не без гордости и покивал каким-то своим далеким воспоминаниям. Воспоминания выступили из густой дымки настоящего и радостно закивали Петру Ивановичу в ответ, замахали руками, заплясали на месте: мы тут, мы никуда не исчезли! Петр Иванович отослал их обратно, в ясные дали минувшего и вернулся к своей прежней мысли: – Или, гипотетически, только те тролли в детстве не вполне каменные, которые предназначены для обмена. По этому признаку мать и узнает подменыша. Трагично! Антигона, наверное, родилась каменной, и мать смеялась от радости. А я родился мягким, и она плакала. – Он свирепо шмыгнул носом. – Но потом я тоже стал каменный. Все устроено мудро и правильно, не только для людей, но и для троллей. – Наверное, все вышло полностью по-дурацки только с динозаврами, – вставил Михля. – А с людьми и троллями полный порядок. Михля как раз недавно посмотрел по погибшему телевизору документальный фильм про вымирание динозавров. Ученые мужи обсуждали резкое изменение климата и неспособность ящеров к адаптации. Из просмотренного и услышанного Михля твердо усвоил, что динозавры были созданы значительно халтурнее, чем люди, и что глобальное потепление не в силах убить человека с той же легкостью, с какой глобальное похолодание расправилось с трицератопсами. |