Онлайн книга «Река Джима»
|
— Зачем опасаться, пока не узнаем наверняка? Он оглядывается в поисках говорившего, но на берегу никого нет. — Кто это был? — спрашивает он у ночи. Но вместо ответа слышит лишь плеск реки, стрекот насекомых да отдаленные выстрелы болт-танков и грохот обрушивающихся зданий. Он использует И-шарик по назначению, подбросив его, чтобы миниатюрные камеры быстро зафиксировали и передали вид окружающей его местности на очки. Никого. Как мало осталось от революции… — Что бы ты ни спас из горящего дома — уже победа. Он поднимается на ноги и медленно бредет к реке. Чем быстрее он начнет, тем быстрее закончит. Возможно, ему суждено утонуть. И ему кажется, что это будет даже счастливым исходом. Он входит в воду по пояс, вытягивается и плывет. Зут помогает, раздувая специальные воздушные карманы. Течение сносит его вниз, подальше от стрельбы, к большому мосту, черным силуэтом вырисовывающемуся на фоне ночного неба. Ему хочется сдаться и просто плыть по течению. В надутом зуте он сможет проспать до самого моря. Но чтобы попасть в убежище, нужно выбраться на берег до причалов, поэтому он начинает работать руками. И вот, целую жизнь спустя, он, пошатываясь, выбирается на западный берег реки и падает на землю. Местность болотистая. Здесь стоит заброшенный сахарный завод. Невероятно, но сахарный тростник прижился и выступает из воды с таким же потрясенным видом, как он сам. — Уже близко, — говорит девушка в хитоне. Она сидит на обломках, которые некогда были погрузочной платформой. Он слышит, как по прибрежной растительности шелестят шаги. Укрывшись в тени, он достает нож. Ищущий шепчет его имя. Его настоящее имя. Прошли годы, целая жизнь, с тех пор как он слышал его. Голос ему знаком. Поднявшись из теней, он торопливо шепчет: — Сюда. Он думает, не совершил ли фатальную ошибку, но узнаёт человека. — Значит, ты выбрался из канцелярии. Другой повстанец выходит и обнимает его. — Рад видеть тебя на воле, шеф. С тобой еще кто-то есть? — Нет. Я… я думал, что они были там, но… — Понимаю. — Он целует его в обе щеки. — Надеюсь, ты тоже. Его окружают бойцы Особой Охраны Протектора, прижимают руки к бокам и отбирают нож. Они не церемонятся. Сдирают очки с его головы. Защищенный бьет его в живот, и он сгибается. Подняв взгляд, он смотрит на человека, который был ему другом. — Зачем? Мужчина пожимает плечами, не глядя на него. — Своя рубашка ближе к телу, — цитирует он пословицу, — но шкура еще ближе. Донован собирается с силами — хотя их почти не осталось — и тянет руки, и… …Измерения искажаются, и их руки невероятным образом встречаются. Фудир крепко держит; он видит, что Донован на своем краю стола вцепился в ладони Шелковистого и Педанта. Ищейка хватается за Педанта, Силач за Шелковистого. Внутренний Ребенок тянется к Шелковистому Голосу, словно младенец к Марии. «Проваливай! — кричит он чудовищу из теней. — Ты плохой! Убирайся!» Они формируют круг, и бесформенное создание остается вовне, и стол приобретает привычный размер и форму, а за ним сидят девять человек. Все смотрят друг на друга и туда, где восседала тень, которая теперь исчезла. Донован вырывает руку из хватки Силача. Ищейка отпускает его ладонь. Педант скрещивает руки и откидывается на спинку стула. — Что ж, — произносит Фудир, — что-то изменилось. — Смейся, если хочешь, дурак, но это результат твоей разрушительной деятельности. — Моей?! — Да, твоей. Вы все — части меня. Кто вы такие, если не мои части! Одним своим существованием вы расчленяете меня. Ищейка поворачивается к Педанту: «Какой смысл собирать виноградины опыта, если не можешь выжать из них вино мудрости?» Юноша в хламиде резко говорит: — Ты так ничего и не понял? Ты разрушил само Ничто. Но не разрушил себя. Ты сохранил себя в целости, но кого следует благодарить за это? — Кто ты? — спрашивает Фудир. — И ты? — Второй вопрос предназначен девушке в хитоне. — Мы — части тебя, — отвечает она. — Ты думал, что нас утратил, но мы всегда были тут, рядом, ожидая. — Все это… — говорит Донован, — все это на самом деле с нами случилось? Это было воспоминание или плод воображения? Неужели он действительно возглавлял восстание против какого-то тирана? И его избавили от этих воспоминаний? Девушка пожимает плечами. — Я знаю не больше твоего, но мне хотелось бы думать, что однажды мы вспомним, кем были. «Первая часть, — произносит Ищейка, — чистый символизм». «И что она символизировала?» — Грани бриллианта, — предполагает юноша. Донован глядит на него и узнаёт себя, каким он был давным-давно. И понимает, что уже не сможет стать таким. Молодость ушла безвозвратно. — И разве это не победа, — спрашивает девушка, — так же как и утрата? — Думаю, — говорит Донован, — я буду называть тебя По-лианна. — Зови меня как хочешь, взывай ко мне до тех пор, пока сокровищница не опустеет. Каждый рано или поздно прощается с молодостью. Тебе не нужно терять свою радость. «Мéарана!» — Если она — твоя радость. Педант бьет по столу: «Вспомни миньона, что изменился». «И пса, который обратился». — И человека, поцеловавшего тебя на берегу, — добавляет Фудир. Он откидывается на спинку и задумывается. Теперь он отчетливо видит это и удивляется, как мог не заметить раньше. Был слишком занят, измываясь над собой, слишком занят, сражаясь с собой. — Мы не можем здесь оставаться. Это было бы предательством. Она ведь наша дочь. «Наконец ты признал это?» — Да, — говорит Фудир. — Ее подбородок. Ее возраст. Ее характер. Хотя это и пугает меня. — Так и должно быть, — комментирует Донован. — Мы не можем отпустить ее в Глушь, зная это. «Разве ты забыл? Нас накачали наркотиками. Мы лежим в кровати на Гатмандере». «Шелковистый? Это разве не твоя работа? Чтобы противодействовать, тебе нужен вон тот энзим и еще этот». Шелковистый Голос призывает железы. Энзимы вытекают из депо. Антитела открывают охоту на молекулы наркотика, бросаются на них, обволакивают и душат, выводя через потовые железы. — Что касается его, — слышит он голос, — у него лихорадка. |