Онлайн книга «Восемьсот виноградин»
|
– Я считаю, что ты не должна спать ни с кем, кроме папы. – Я с ним и не сплю. – Что? – растерянно переспросила я. – Генри, если хочешь знать, импотент. Я зажала уши руками. – Не хочу знать! Хочу вернуться в прошлое и услышать что угодно, только не это! – Ну извини, извини. Я только пытаюсь объяснить, что все не так просто, как кажется. Непросто. То же слово употребил Бен. Проблема в том, что в их устах оно звучало слишком абстрактно: «Все непросто». «С Мишель непросто». В действительности же они сами виноваты, что все стало непросто. И оба предпочитают об этом умалчивать. – Где папа? – Мы решили пожить отдельно. Папа в домике винодела – перебрался туда еще две недели назад. Впрочем, во время сбора урожая он всегда там ночует. Ее слова прозвучали довольно язвительно, но я предпочла этого не заметить. – Из-за Генри? – Я же говорю: просто решили пожить отдельно. Я взглянула в окно на залитый светом фонарей виноградник и дорожку, ведущую к домику винодела. Где-то там, в одной из двух комнат, спал отец. Когда я была маленькой, я часто ночевала во второй комнате, а утром, еще до школы, вместе с папой шла собирать первые ягоды. Я обещала, что мы с братьями продолжим дело его жизни, и действительно в это верила. В детстве больше всего на свете мне хотелось управлять виноградником. И вот я бросила отца одного… Впрочем, мы все, каждый по-своему, его бросили. – Почему ты ничего мне не говорила? Мама взяла со стола чашку с кофе. – Мы решили не рассказывать до свадьбы – не хотели портить тебе праздник. Похоже, мы с Беном сами его испортили. Без посторонней помощи. – От Финна с Бобби я тоже старалась скрывать. У них своих проблем хватает. – Каких еще проблем? Мне вспомнился визит в «Таверну»: отсутствие Бобби, странное поведение Финна, когда речь зашла о брате. – Сейчас не стоит, – покачала головой мама. – Подождем, пока они приедут, чтобы ты смогла выслушать обе стороны. Когда это все члены семьи успели оказаться по разные стороны баррикад?.. Хотелось расплакаться. Еще и Бен, единственный человек, способный помочь мне вновь обрести равновесие, сам же меня из равновесия и вывел. Мама прочистила горло и воспользовалась паузой, чтобы сменить тему. – Не расскажешь, что случилось? Я покачала головой. – Он сделал что-то непростительное? – Что это за вопрос такой? – Неудачный, наверное. Предложи другой, и я с удовольствием его задам. По дороге домой мне представлялось, что мы с родителями сядем за стол и поговорим. Мы всегда так делали, когда нужно было определиться, какой колледж выбрать, где найти деньги на учебу, как пережить очередную несчастную любовь. А выходит, мы больше никогда не будем сидеть тут вместе… – Джорджия… Я подняла голову. – Может, ты сделала что-нибудь непростительное? – Нет. И перестань, пожалуйста, повторять это слово. – Хорошо, спрошу иначе. У него появилась другая? У мамы измена считалась чем-то непростительным. По крайней мере, раньше. – Да, появилась. Ей четыре с половиной. Мама непонимающе взглянула на меня. – У Бена есть дочь, о которой он никогда не рассказывал. Последовало молчание – затишье перед неизбежной бурей. Мама не выносит обмана. Насмешливая, раздражительная, упрямая, она прежде всего удивительно искренняя и требует того же от своих близких. Мама снова поднесла чашку к губам. – Уверена, этому есть объяснение. – Ты серьезно? Я только что сказала, что у Бена есть дочь, которую он от меня скрывал! Я узнала случайно – увидела в окно во время примерки платья, как он идет по улице с ее матерью. – Понимаю. Это ужасно. Особенно, что он от тебя скрывал. Но, возможно, у него были причины молчать. И все? В прежние времена, в эпоху до Генри, мама потребовала бы крови. Она бы металась по столовой и рассуждала о принципах. Так было, когда моя лучшая подруга проникла в ресторан родителей и устроила бесплатную вечеринку в честь своего дня рождения. Когда я объяснила, как это случилось, мама ответила, что тут не может быть никаких объяснений. Либо ты ведешь себя порядочно, либо нет. Где теперь та мама? Почему не кричит и не возмущается, что Бен мне солгал? Почему не возьмет на себя эту роль, чтобы я могла исполнить свою и почувствовать к Бену сострадание, защищая его от ее чрезмерного гнева? Я встала. – Не могу больше об этом. Пойду спать. – Что же, иди. Я направилась к двери, совершенно измотанная нескончаемым днем. – Генри – мой старый друг, – внезапно заговорила мама. – Мы познакомились еще в Нью-Йорке. Его недавно назначили дирижером Симфонического оркестра Сан-Франциско. Я повернулась к ней, но осталась стоять на пороге. – Генри в Калифорнии всего несколько месяцев. Я рада, что он приехал. Приятно снова почувствовать себя частью того мира… Мама казалась раздавленной, произнося последние слова – вспоминая, кем была когда-то. Мне захотелось ответить, что она по-прежнему часть того мира: мама много лет работала учительницей музыки в местной школе. Но невозможно убедить человека в том, чего он не желает видеть. – А при чем тут ваши с папой отношения? – Я сейчас говорю не о папе. Я говорю о нас с тобой. Ты, как и я, вечно пытаешься заботиться обо всей семье, вместо того чтобы разобраться, чего на самом деле хочешь. Не должна хотеть, а именно хочешь. Я рассмеялась – не смогла удержаться. – По-моему, ты сейчас не в том положении, чтобы давать мне советы по поводу личной жизни. Мама встретилась со мной взглядом. – А по-моему, я в отличном положении. Никто лучше меня не видит, какой ты замечательный человек. Ну разве что Бен. – Она помолчала, а потом добавила: – Хорошенько подумай, прежде чем от чего-то отказываться. Я скрестила руки на груди, вопреки желанию пытаясь понять, что она имеет в виду. – Потому что потом утраченного будет не вернуть? Мама подошла и стиснула мое плечо. – Нет. Потому что в итоге ты пойдешь на все, лишь бы его вернуть. Я подождала, пока она поднимется по лестнице, и тоже направилась наверх. Прежде чем исчезнуть за дверью спальни, мама произнесла вместо «спокойной ночи»: – Не знаю, интересно тебе или нет, но я рада, что ты дома. |