Онлайн книга «Двадцатое июля»
|
Для себя следователь облюбовал наблюдательный пункт на обломках разрушенной мастерской, которые находились как раз напротив подбитого танка: с их вершины хорошо просматривалась практически вся местность. Правда, в дневное время. Теперь же можно было различить лишь серые тени. Дважды слух Мейзингера привлекал непонятный звук, раздававшийся со стороны подбитой машины, но желания спуститься и подойти ближе он не испытывал: вонь, источаемая разлагавшимися в танке трупами, отбивала всякое любопытство. «Голодные коты или собаки на охоту вышли», — успокоил себя следователь. Когда же отошел чуть в сторону, дабы облегчить мочевой пузырь, сильный удар тупым предметом в пах сложил его пополам. Руки невольно скрестились на причинном месте. Второй удар пришелся по голове и отключил сознание. Придя спустя какое-то время в чувство, Мейзингер обнаружил, что находится в комнате, расположенной чуть левее его недавнего пристанища. Причем привязанным к батарее. И еще одно неудобство приносило ему невыносимые страдания: его горло теперь тесно контактировало с обломком водопроводной трубы, один конец которого был зафиксирован в ребрах батареи отопления, а второй находился в руках незнакомого человека. — Вы кто? — Мейзингер не узнал своего голоса: сплошной хрип. — Сколько вас? — Я не понимаю… Мужчина слегка надавил на трубу, и Мейзингеру показалось, что кадык провалился внутрь шеи. Воздух перестал поступать в легкие. Тело самопроизвольно начало биться в конвульсиях, на уровне подсознания пытаясь принять позу, при которой можно получить хотя бы один глоток кислорода. Рука незнакомца ослабила нажим: — Сколько вас? — Шесть. — Где? Мейзингер понял: на его месте лучше говорить правду. — Двое в районе метро. Двое — в подвале. Один в районе перекрестка. — Плюс ты. И плюс двое в машине. — Человек говорил тихо и оттого жутковато. — Еще люди есть? — Вы совершаете грубейшую ошибку, — прохрипел гестаповец. — Я так не думаю. Мейзингер приценился к ситуации. Судя по всему, незнакомец был не из военных. Достаточно длинные волосы. Цивильный костюм, мешком висящий на худой фигуре. С таким справиться особого труда не составит. Достаточно лишь добраться до пистолета в кармане. К чему гестаповец и приступил: принялся тихонько ерзать по щебню, делая вид, будто принимает более удобную позу. Незнакомец надавил на обломок трубы повторно: — Не советую делать липших движений. Ваше оружие у меня. Так что держите руки на виду. Гестаповцу пришлось подчиниться. — Я могу предложить выход из создавшейся ситуации. — Мейзингер еле сдерживал слезы бессилия. — Мы обставим все так, будто на меня напали мародеры. Вы ведь один из них, да? Вы оставите меня здесь связанным и исчезнете. Поймите: нападение на сотрудника полиции обернется для вас весьма плачевными последствиями. — Мужчина молчал. — Доверьтесь мне. Я смогу вам помочь. — Мейзингер старательно пытался снабдить свой голос самыми доброжелательными и позитивными интонациями. — Есть и еще одно предложение: в случае оказания нам помощи вы будете награждены самим рейхсфюрером. — Пеньковой веревкой? — Ну почему? Я могу вам гарантировать… — Вы мне ничего не можете гарантировать… — Нет, нет, уверяю вас, я… Незнакомец поднес к губам пленника палец: — Говорите тише, герр… — Мейзингер. — …герр Мейзингер. Нам сейчас шум ни к чему. Что вы здесь делаете? Кто вас прислал сюда на ночь глядя? — Простите, но… Проклятая труба снова впилась в горло. Нога гестаповца опять заелозили по полу. — Итак?.. — Нам приказано… убить одного человека. — Кого? — Корректора Бургдорфа из местной типографии. — («Дьявол, пришлось-таки открыться…») Мейзингер попытался вздохнуть полной грудью. Не вышло. — Причина? — Не знаю. Нам приказали. Очередной контакт трубы с горлом. — Он двойник Гитлера! — не выдержав пытки, прохрипел гестаповец. Труба мгновенно отстранилась. Мейзингер начал торопливо, со свистом, втягивать в себя живительный воздух. Мужчина ненадолго задумался, а потом, видимо, сделав какие-то выводы, по-прежнему тихо произнес: — Где ваши документы? — Во внутреннем кармане. Незнакомец перехватил трубу в другую руку, слегка при этом охнув. «Да он ранен», — догадался Мейзингер. Ну что ж, раз у него есть больное место, мы на него и надавим. Рука мужчины проникла во внутренний карман пиджака гестаповца, нащупала корочку картона, вытащила ее наружу. Мейзингер приготовился. Для ознакомления с текстом удостоверения незнакомцу придется повернуться так, чтобы тусклый лунный свет упал на бумагу. А значит, ослабить нажим на шею. Тогда и настанет долгожданный момент: нужно будет изловчиться и сильно ударить его ногой по больной руке. Или по плечу. И тут же заорать. Что есть мочи. Так, чтобы услышали свои. Как и рассчитал Мейзингер, похититель, не в силах разобрать в темноте ни одной буквы, слегка отвернулся от него. Следователь тут же поджал ноги под себя и приготовился резко выбросить их и опустить на раненое плечо незнакомца. Однако сделать этого не успел. Откуда-то сверху неожиданно свалилась странная тень, которая оттолкнула незнакомца так, что тот упал, а сама с силой нажала на трубу. Металл впился в горло еще больнее, чем прежде. Тело гестаповца несколько раз дернулось и испустило душу Богу. Без поминальной молитвы, без родных и друзей. В кругу врагов и в куче мусора. Упавший с трудом поднялся и схватил незваного гостя за плечо: — Что вы натворили? Это же… — А что вы хотели, господин Штольц? — шепотом спросил Бургдорф. — Чтобы он сдал вас гестапо? И не шумите. Нам сейчас шум ни к чему. — Господин Бургдорф?! — Журналист был ошеломлен. — Собственной персоной. И премного вам благодарен за мое спасение. Если б не вы, лежать бы мне вон под тем монстром, — корректор мотнул головой в сторону обгоревшего танка, — г- всю ночь. А может, и сутки кряду. За время своего короткого монолога Бургдорф успел обыскать карманы убитого гестаповца, найти флягу, отвинтить крышку и припасть к горлышку. Пил он долго. Поглощая воду большими жадными глотками. Дождавшись, когда тот наконец напьется, Штольц тихо признался: — Это они по моей милости к вам нагрянули. — Бургдорф посмотрел на него с удивлением. — Вашего гонца выследили, — пояснил журналист. — Уж не знаю, чем он насолил гестапо, но за ним, похоже, велось наблюдение. Ко мне потом приходил сам Мюллер. И спрашивал именно об этом русском. Промолчать или соврать я не мог: он грозился прямо при мне убить мою соседку. А она ждет ребенка. Простите. |