Книга Двадцатое июля, страница 39 – Станислав Рем

войск. Трубку на другом конце провода снял генерал Ольбрехт. После секундной паузы полковник произнес:

— Господин генерал, у нас полный провал. Фюрер жив. Только ранен.

Рука Гиммлера опустила его руку с трубкой на рычаг. Связь прервалась.

— Скупо. И без эмоций. Вы плохой артист, Фельгибель. С кем разговаривали?

— С генералом Ольбрехтом.

— Нечто подобное я и предполагал. Хассель, отключите связь. Включать только с моего личного разрешения. На коммутаторе выставить пост охраны. Этого, — рейхсфюрер кивнул на Фельгибеля, — запереть в бункере, в комнате стенографистов. И глаз с него не спускать.

* * *

Ольбрехт медленно опустил трубку на рычаг. В двух шагах от него офицеры, окружив стол, обсуждали план дальнейших действий. Одни настаивали на том, чтобы начать вооруженное восстание немедленно, другие — на том, чтобы дожидаться результатов покушения и убедиться в смерти Гитлера.

Отвернувшись в сторону, Ольбрехт принялся нервно хлопать себя по карманам в поисках портсигара. Фельгибель должен был позвонить только в случае смерти Гитлера. Звонок о ранении не планировался. Значит, догадался генерал, полковник находится под стражей и его попросту заставили сделать им вызов. Теперь ожидание результатов взрыва бессмысленно. Те, в чьих руках находится сейчас Фельгибель, наверняка уже знают фамилии организаторов покушения. И расправа теперь неминуема.

Генерал вернулся к спорщикам и прервал их диалог.

— Начинаем выступление! Фюрер мертв. Сообщите всем, кто сейчас с нами на связи, что операция «Валькирия» началась. Время на подготовку — шестьдесят минут. Штаб остается здесь. Всем быть на связи. В путь, господа.

* * *

— Генрих, в штаб резервных войск прибыл полковник Штауффенберг.

— Один?

— Нет. С обер-лейтенантом Хефтеном.

— Продолжай наблюдение. Хотя нет, Мейзингер. Оставь людей, а сам возвращайся в Управление. Ты мне нужен здесь.

— Что передать ребятам?

— Пусть готовятся к военным действиям, но сами на рожон не лезут. Только в случае необходимости.

Мейзингер тяжело задышал в трубку:

— Генрих, что происходит?

— Кто-то захотел сменить лошадку. Дальше пояснять?

— Нет, я все понял.

— Жду.

* * *

Скорцени стремительно прошагал мимо штаба своей части, сразу направившись к плацу.

— Общий сбор объявлен?

— Да, господин штурмбаннфюрер, — отчитался дежурный офицер.

— Все в сборе?

— Так точно.

— Что слышно из Ставки?

— Фюрер жив, но в тяжелом состоянии. Сообщил Кальтенбруннер. В центре города, в правительственном районе, вроде бы появились танки. Было еще сообщение, что к Берлину направляется бронепоезд.

— Сообщение от кого?

Офицер вытянулся в струну:

— Не могу знать, господин штурмбаннфюрер!

— «Вроде бы», «не могу знать», — передразнил Скорцени. И рявкнул: — А связь на что?! Свяжитесь с Кальтенбруннером. Немедленно.

При появлении штурмбаннфюрера все находящиеся на плацу вскинулись, подтянулись.

— Вольно. — Первый диверсант рейха окинул взглядом строй солдат. (« Все в полной боевой готовности», — отметил он про себя.) — Командирам взводов! Приказываю: ждать моих распоряжений! Судя по всему, сегодня нам предстоит много работы.

Дежурный офицер подбежал к командиру:

— Кальтенбруннера на месте нет. Уехал.

— Куда?

— Не могу знать. Его секретарь мне не сообщил.

— Мюллер?

— Тоже отсутствует.

Скорцени побагровел:

— Хоть кого-то из службы безопасности вы в состоянии найти?!

* * *

Единственным из руководства РСХА человеком, кого удалось застать на месте, оказался Вальтер Шелленберг. Скорцени стремительным шагом прошел в его кабинет, отрывисто поздоровался, бросил фуражку на свободное кресло, сам расположился в соседнем и тут же принялся задавать вопросы. Он даже не заметил, что бригадефюрер пребывает в сильном нервном расстройстве,

— По имеющимся у нас данным, покушение организовали штабисты резервной армии. Проще говоря, — от волнения Шелленберг повторял некоторые слова по несколько раз, — штаб переворота находится на Бендлерштрассе.

— Так в чем проблема? Я со своими орлами быстро наведу там порядок.

— Но это пока только предположение. С рейхсфюрером, а он сей-час в Ставке, почему-то нет связи. Кальтенбруннер выехал к нему. С группой криминалистов. К нам же никаких приказов пока не поступало.

— К черту Кальтенбруннера! Время уходит, бригадефюрер, время! Пока мы тут с вами строим предположения, мятежники могут завладеть Берлином! Ваш телефон работает?

— Да. Кажется.

Скорцени схватил трубку и, услышав гудок, быстро набрал номер:

— Фриденталь? Первую роту немедленно отправить в штаб СС. Для усиления охраны. Остальные пусть ждут моих дальнейших распоряжений. Да, и еще: мне нужен бронеавтомобиль.

Шелленберг испуганно посмотрел на Скорцени:

— Что вы собираетесь делать?

Главный диверсант Германии повесил трубку и укоризненно покачал головой:

— Да уж отнюдь не ждать, чем все закончится. Я привык действовать.

— Без приказа рейхсфюрера?! К тому же с кем вы собираетесь воевать? Ведь я ознакомил вас только со своими предположениями!

— Если не начать активных действий прямо сейчас, потом будет поздно. Исход событий может оказаться непредсказуемым. Насколько я понял, охрана у вас слабая, так что мои ребята не помешают. Если же события будут развиваться совсем печально, мой вам совет: бегите. Хайль Гитлер!

Штурмбаннфюрер выскочил на улицу, где его подобрал поджидавший автомобиль. На предельной скорости машина проехала в район правительственных учреждений. Однако, вопреки словам дежурного офицера, в этом квартале было спокойно.

— К площади Фербелин, — приказал Скорцени.

Там располагался штаб бронетанковых войск.

Улицы здесь имели не столь мирный вид, как в зоне правительственных организаций. Широкий проспект, ведущий к площади, был перегорожен двумя «тиграми», из люков которых виднелись головы командиров экипажей.

— Стой! — Пушка танка развернулась и опустилась, перекрыв им дальнейшее продвижение. — Дальше нельзя.

— Я к генералу Больбринкеру. — Скорцени покинул машину и пешком направился в сторону штаба Командир одного из экипажей, видимо, узнав его, вскинул руку в нацистском приветствии.