Книга Двадцатое июля, страница 61 – Станислав Рем

— Теперь о проблемах. Что у вас произошло?

— Двойник фюрера скрылся.

— Искали?

— Идо сих пор ищем. Но он словно сквозь землю провалился.

— Это плохо, Мюллер. Очень плохо. Двойника нужно отыскать. И как можно скорее. До приезда Гиммлера.

У Бормана никак не выходил из головы последний разговор с Геббельсом. Впервые за многолетнюю историю их взаимоотношений рейхслейтер неожиданно согласился с «Хромоножкой» не для вида, а по сути. Действительно, «бабник» прав: Геринг страну не вытянет. Она рухнет как карточный домик. А значит, времени на отступление у него не останется. Да, напрасно он сделал ставку на «Борова». Теперь не мешало бы отыграть все обратно. Да так, чтобы толстяк остался доволен и новой ситуацией.

— Из города двойник исчезнуть не мог, — продолжал тем временем Мюллер. — Скорее всего где-то затаился. Например, в городе, в развалинах.

— А вы не думаете, что он находится сейчас у доверенных людей вашего патрона?

— Нет. Я бы об этом знал.

— Не думайте, Генрих, что вы всезнайка. Чаще всего те, кто думают, что они всё и про всех знают, ошибаются. На чем и горят. Теперь следующее. Срочно произведите аресты этих людей. — Борман протянул список. — Здесь в основном те, кто нас в дальнейшем не поддержит. Нам же нужны преданные союзники, а не критики. Сделайте так, чтобы до утра они не дожили. Допустим, были убиты при попытке к бегству. Или покончили жизнь самоубийством. Словом, придумайте сами, как и что.

— Будет сделано. Еще один момент, рейхслейтер. Меня интересует, что будет с Шелленбергом? — Мюллер давно готовил свой вопрос. И теперь, когда озвучил его, неожиданно понял, что сделал это напрасно. Ответ Мюллер увидел в глазах собеседника еще до того, как тот начал говорить.

— У каждого из нас, группенфюрер, есть собственное направление деятельности. И совсем необязательно, как говорят охотники, вторгаться на чужую территорию. Шелленберг грамотный молодой человек, хотя и несколько специфичный. Но он нам нужен. Так же, как нам нужен и ваш начальник Гиммлер. Причем живым и невредимым. А иначе на кого народ будет спускать всех собак после объявления капитуляции? Только не надо так на меня смотреть, Мюллер. Мы с вами всегда говорили на одном языке. Любая театральность нам претила. Да, Мюллер, Вальтер Шелленберг нам сейчас необходим. Контакты с Западом вы, что ли, будете налаживать? Или ваши костоломы? Нет, Шелленберг нам еще послужит. А когда станет лишним, вы, Мюллер, узнаете об этом одним из первых, обещаю. Кстати, вы ему Канариса отдали, как я советовал?

Мюллер утвердительно кивнул.

— Вот и хорошо. Пусть сломает зубы об этого динозавра. — Борман на секунду задумался. — А знаете, Мюллер, ведь он наверняка попытается его спрятать. И спрятать так, чтобы даже Гиммлер не смог разыскать.

— Я бы на его месте поступил так же. У адмирала остались кое-какие связи. И здесь, и за рубежом.

— Вот и проследите, куда он его спрячет. Нам этот «лис» тоже понадобится. Вместе со всеми своими связями.

* * *

Шелленберг приказал охране остаться у входных дверей двухэтажного дома Вильгельма Канариса, который располагался в пригороде Берлина по Шлахтензее, и в случае чьей-либо попытки бегства из помещения стрелять на поражение. Сам же бригадефюрер, облаченный в черную генеральскую форму, прошел внутрь, пересек холл, поднялся по ступенькам лестницы на второй этаж и открыл двери кабинета.

Адмирал Канарис, бывший руководитель абвера, сидел в кресле напротив камина. В правой руке он держал бокал, а левой выбивал по подлокотнику мелкую дробь в такт музыке, раздающейся из радиоприемника.

— А, бригадефюрер, — брезгливая гримаса исказила морщинистое лицо старика. — Не ожидал, что арестовывать меня пришлют именно вас.

— А какая разница, господин адмирал? — Шелленберг встал напротив своего бывшего противника. — Неужели вам стало бы легче при виде папаши-Мюллера?

— Это для вас он папаша. — Канарис отвернулся к камину. — Сколько у меня есть времени?

— Смотря на что. — Шелленберг осмотрелся. — У вас давно был ремонт?

Адмирал хмыкнул.

— Если вы по поводу прослушивания, то его нет. Я и так под арестом, хоть и домашним. Так что надобность в подобных игрушках в моем доме отсутствует.

— В таком случае, господин адмирал, у меня есть к вам конкретное предложение. — Шелленберг взял стул и сел напротив собеседника: — Фюрер мертв.

Канарис на минуту оторвался от созерцания огня:

— Все-таки они это совершили…

— Да. Полковник Штауффенберг взорвал бомбу прямо под ногами Гитлера. И в Берлине начался бунт. Впрочем, судя по вашему спокойствию, вы обо всем проинформированы. Даже несмотря на домашний арест.

— За информацию нужно платить. Хорошо платить. И тогда она сама будет стекаться к тебе.

Шелленберг спокойно перенес укол в свою сторону. О его скупости в Управлении ходили анекдоты. Но сейчас было не время обсуждать недостатки друг друга. И бригадефюрер решил забыть об унижении до лучших времен.

— В Берлине начался дележ портфелей. Время, как обычно, выбрано не вовремя. Вместо того чтобы сохранить корабль на плаву, у нас принялись распиливать капитанский мостик.

Канарис вновь отвернулся в сторону камина.

— Я понял. Вас интересуют мои связи. Хотите покинуть тонущий корабль.

Адмирал не спрашивал. Адмирал разгадал цель визита.

— Я наш корабль пока не назвал бы тонущим. Но пробоина у него серьезная.

— Он тонет, Вальтер. И он начал тонуть еще в тридцать третьем.

— Бессмысленный спор. Тем более у нас сложилась довольно любопытная партия: король убит, а игра продолжается. И ею можно руководить. И не обязательно в Германии.

— Неужели вы хотите покинуть тысячелетний рейх? — В голосе адмирала прозвучало любопытство. И ничего более.

— А вы не хотите? — Шелленберг начал нервничать. Старик явно не собирался делиться с ним информацией. — Только не нужно мне говорить, что вы прожили долгую и скучную жизнь и что вам все равно, где и как умирать. Жизнь не может быть долгой и не может надоесть. Невзирая на возраст.

— Тем не менее так оно и есть. Представьте себе, мною руководит усталость. Обычная старческая усталость. Ну, предположим, я спасусь. Вы поможете мне выехать из Германии. Обосноваться где-нибудь в Африке или Америке. На худой конец, в горах в Европе. И что? Кем или, точнее, чем я там буду? Ничтожеством третьего сорта? Нет уж, увольте. Лучше умереть здесь, вместе со всеми, на тонущем корабле.

Шелленберг вскочил на ноги:

— Знаете, за что я вас всегда ненавидел? За ваш снобизм! За вашу непрактичность. Вы и подобные вам живут началом века, со всеми его правилами и законами. И не понимают, что ваше время давно прошло. Кануло в Лету. Вы построили свой мирок и не желаете из него высовываться. И бог бы с вами: сидите в своем архаизме и наслаждайтесь жизнью. Но нет! Вы и нас заставляете жить по вашим правилам! — Бригадефюрер дал волю эмоциям: — При этом ловко используя нас. Я не сомневаюсь: идея убийства фюрера принадлежала вам, однако исполнитель до последней минуты считал, что она принадлежит ему. Вы приняли позу созерцателя, оставаясь одной из главных действующих фигур Германии. Браво, господин адмирал. Я вами восхищен! — Руководитель внешней разведки рейха нервно зааплодировал.