Книга Двадцатое июля, страница 68 – Станислав Рем

— Если б мы не сдержали немцев под Калом, черта с два янки взяли бы Сен-Ло.

Монтгомери улыбнулся краешком губ:

— Представляю, как выглядел бы Айк, если б его парни сидели сейчас вроде нас в дерьме. Кажется, ты что-то хотел сказать?

— Да, мой генерал. Пришло сообщение о покушении на Гитлера.

— Слышал. Только сегодня эта информация не играет никакой роли.

— Как сказать. — Начальник штаба переставил кофейник с табурета на край стола и присел на импровизированный стул. — Еще в начале июля ходили слухи, что немцы якобы имели встречу с представителями штаба Эйзенхауэра.

— Переговоры — нормальное явление для войны. Если б сейчас ко мне явились парламентеры из Кана, я бы их принял. Не безумцы же они в самом деле?!

— Но представители вермахта пришли не к нам, а к американцам. С нами немцы не пожелали иметь дела.

Генерал насторожился:

— Что-то я не пойму, Генри, к чему ты ведешь…

— Помните день составления генерального плана наступления? Что тогда предлагал Айк?

Монтгомери потер лоб:

— Ты имеешь в виду наступление широким фронтом? Но мы ж вроде пришли тогда к общему мнению, что не сможем так действовать. У нас просто не хватило бы сил. Нам остается рассчитывать только на мощное наступление на узком участке фронта.

— Совершенно верно. И американцы с этим согласились. Хотя и не в полной мере. Но в данной ситуации мы находимся с ними примерно в одинаковых условиях. Теперь же, со смертью Гитлера, они, то есть условия, могут поменяться. Представьте, что произойдет, если американцы, со своей идеей широкого фронта, вступят в переговоры с немцами и те начнут широкомасштабную сдачу территорий. Не нам — американцам! Кто потом станет диктовать нам условия?

Монтгомери отставил чашку.

— Неужели Эйзенхауэр пойдет на переговоры с заведомо проигравшей стороной?

— Вы сами только что сказали: для войны это нормальное явление./

Генерал заложил руки за спину:

— Предположим, вы правы. И с кем из немцев в таком случае будет вестись диалог?

— Слухи ходили о Роммеле.

— Роммель ранен и прикован сейчас к больничной койке.

— Временно. А вот когда встанет на ноги, переговоры, я думаю, пройдут именно через него.

— Попахивает изменой, — поморщился генерал.

— Согласен.

Монтгомери налил себе вторую порцию кофе.

— А если вы ошибаетесь, полковник?

— Посмотрим. Завтрашний день покажет.

— Операция «Кобра»?

— Совершенно верно, сэр. Если американцы, как планировалось, начнут ее утром, то мои предположения не верны. Ну, а если начало операции будет приостановлено, то дальнейшие выводы делать вам, мой генерал.

Монтгомери прищурился:

— Не волнуйтесь, полковник, соответствующие выводы я сделаю. Уж что-что, а это я умею.

* * *

Шасси самолета коснулись бетонного покрытия, тот подпрыгнул, во второй раз уже более уверенно прижался к дорожке и, натужно ревя двигателями, понесся вдоль нарисованной на ней белой линии.

Гиммлер протер заспанные глаза и выглянул в иллюминатор.

— Что такое? Это же не Берлин!

— Так точно, господин рейхсфюрер, — поддержал его адъютант, — Аугсбург. Аэродром доктора Мессершмидта.

— Я и сам вижу. Почему мы не в столице? Немедленно выясните, что все это значит. Вызовите пилота)

Конечно же, рейхсфюрер не поверил объяснению Баура, хотя оно и выглядело довольно убедительно. Сегодня был не тот день, когда происходят случайности. Но иного выхода, кроме как ждать починки машины, не было. Других самолетов на аэродроме не наблюдалось.

Гиммлер покинул салон и направился было к зданию Управления полетами, но, не пройдя и половины пути, остановился.

— Штурмбаннфюрер, — позвал он своего помощника, — пришлите ко мне доктора, а сами сходите на пункт связи и созвонитесь с Шелленбергом. Пусть он доложит, что происходит в столице.

Гиммлер неожиданно испугался. Испугался засады, которая могла поджидать его в помещении Мессершмидта. Там, в узких коридорах, его людей могли блокировать и не дать им возможности спасти своего патрона. На открытой площадке, в окружении преданных офицеров СС рейхсфюрер чувствовал себя несколько увереннее.

Керстен устало спустился по трапу и вялым шагом подошел к Гиммлеру.

— Что с вами, доктор?

Врач спрятал дрожащие руки в карманы:

— Очень утомительный полет, господин рейхсфюрер.

Гиммлер, расхаживая перед врачом, изредка бросал взгляды на двери, за которыми скрылся штурмбаннфюрер. Керстен в данную минуту был ему не нужен, просто присутствие рядом другого человека хоть как-то помогало скрыть волнение. Если помощника арестуют, значит, «вынужденная» посадка не случайна. Аугсбург — вотчина Геринга. Здесь все принадлежало «Борову», в том числе охрана. Верных рейхсфюреру людей из СС на территории завода и аэродрома не было. А потому он служил прекрасной мишенью. Во всех отношениях.

Гиммлер стрельнул глазами по сторонам.

Летчики и механики возились с двигателем истребителя. Но они ведь могли и просто делать вид, что устраняют неисправность. А у самих под ветошью спрятаны автоматы. Вот мелькнула фигура на смотровой башне. Снайпер? Холодный пот заструился по позвоночнику.

Наконец адъютант появился в дверях. Один. Без сопровождения.

Гиммлер облегченно выдохнул: его не собирались ни убивать, ни даже арестовывать. Штурмбаннфюрер подбежал к шефу, вытянулся, доложил:

— Мой рейхсфюрер, бригаденфюрера на месте нет. Как сообщил его секретарь, он два часа назад выехал арестовывать адмирала Канариса.

— Спасибо, Вилли.

— И еще, господин рейхсфюрер. Секретарь сказал, что в городе идут бои.

— В районе РСХА? — моментально отреагировал Гиммлер.

— Никак нет. О помощи только что попросило министерство пропаганды.

Гиммлер удовлетворенно сжал пальцы в кулак.

— Да, тяжелое положение сейчас в Берлине. Но, думаю, они там справятся. Мы ведь с господином министром и не в таких переделках бывали. Поинтересуйтесь у пилотов, как долго они еще будут чинить самолет. Господин доктор, — обратился он после ухода адъютанта к Керстену, — мне не нравится ваш вид.

— Простите, господин рейхсфюрер, но я все еще расстроен. Те врачи были моими коллегами.

— Они были изменниками. И не только Германии, но и вашей пресловутой клятвы.

Гиммлер почувствовал, как тепло расслабления приятно ударило в ноги.

— Вы же знаете, фюрера ни что уже не могло спасти, — вновь попытался оправдать действия коллег доктор.