
Онлайн книга «Наркопьянь»
Передвигать тело в пространстве становилось все сложней. Я чувствовал свинец в ногах, свинец же был в голове. К тому же ощутимо болело в паху: во время ночного секса с очередной подругой я, кажется, порвал уздечку. Этого только не хватало в довершение всех моих бед. Позади здания местного Дома Культуры на ступеньках сидел китаец и читал книгу. Неподалеку находилась общага, куда селили студентов из Поднебесной и откуда, видимо, и происходил одинокий азиат. Что его подвигло выползти на улицу в такой ранний час оставалось загадкой. Уж не похмелье точно. Я видел лица Доктора и Ботаника: в них читалось – дохлый вариант. Но на безрыбье, как говорится… Отбросив сомнения в конечном успехе, я двинулся к китайцу. Доктор с Ботаником предусмотрительно остались стоять в стороне. Тоже мне… войны с узкоглазыми боятся что ли? - Привет, - крикнул я, когда до китайца оставалось лишь пару шагов. Он оторвался от книги и поднял глаза на меня. В них читалось явное непонимание происходящего. - Хэллоу, - повторил я попытку завязать диалог, перейдя на английский. - Хэллоу, - робко ответил китаец, осторожно поглядывая на стоящих поодаль Доктора и Ботаника. Испугался по ходу. Стараясь разрядить обстановку, я сразу перешел к действию: - Май нэйм из Лёха, ай эм рашен мэн, - выдавил я из себя. Вот из ё нэйм? Китаец растерянно моргал. - Вот из ё нэйм? – повторил я, немного повысив голос. Китаец вздрогнул, словно очнулся от глубокого сна, и тихо пробормотал на ломаном русском: - Я Витя. Витя, значит. Видимо, всех китайцев перед поездкой во владения северного соседа учат отвечать подобным образом. Уж на Витю, по крайней мере, он точно не был похож. Ну да ладно, Витя – так Витя… - Витя, ай лайк ту дринк, - продолжал я, пытаясь взять потомка Лао Цзы нахрапом, - бат ай хэв ноу мани. – Я перевел дух, вспомнил еще пару английских слов, - кэн ю гив ми сам мани? Тридцатник фор экзампл… Китаец обалдело смотрел на меня. Наверное, действительно испугался. - Тридцатник, - повторил я, - фёти раблс. Тридцать рублей, короче. Китаец продолжал таращиться. Я боялся, что сейчас он заорет на всю улицу, и тогда нам придется делать ноги. Я присел рядом с ним на корточки. - Витя, ай эм Лёха. Рашен мэн. Ай лайк ту дринк, - я сделал характерный жест возле горла, полагая, что он имеет международный статус, - ай нид сам мани… андестэнд? Китаец кивнул. - Кэн ю гив ми тридцатник? Китаец выдавил из себя: - Донт андестэнд. Не понимает. Видимо, в Китае деньги не стреляют. Ладно, я решил зайти с другого фланга. - Ай вонт э дринк, андестэнд? Китаец коротко кивнул. - Бат ай хэв ноу мани, андестэнд? Снова кивок. «Ноу мани» - нет денег – понимают все. - Кэн ю гив ми тридцатник? - Донт андестэнд… Я вздохнул. Пациент оказался тяжелым. - Фёти раблс, андестэнд? - Йес… - Тридцатник ит ис фёти раблс, андестэнд? Китаец кивнул с буддистской невозмутимостью. - Кэн ю гив ми тридцатник? - Донт андестэнд… Вот ведь… Наверное, я ошибся в выборе собеседника. Но сдаваться не хотелось. - Вот ю ду ин раша? – решил я сменить тему. Китаец внезапно улыбнулся. Чего-чего, а улыбки от него я совсем не ожидал. Тем более, после такого простого вопроса. - Ай эм э стьюдент, - китаец продолжал улыбаться, - ай тич рашен литредже… Китаец, оказывается, изучал русскую литературу. - Ай тич литредже ту, - улыбнулся и я, подразумевая литраж того спиртного, что я пропустил сквозь себя за свою жизнь. - О! – сказал китаец. Вот тебе и «О!» Субъект никак не поддавался обработке. А мне, между тем, становилось все хуже. - Ду ю ноу Толстой, Достоевский? – спросил я. - Достоевский? – повторил китаец окончание моего вопроса. - Йес. Карамазовы бразерс… Бесы… девилс, короче. - Девилс? - Йес. Вери гуд бук. - Ай донт ноу зис бук, - сказал китаец. - Итс вери гуд бук! Ай эдвайс зис бук ту ю, энд… кэн ю гив ми тридцатник? - Донт андестэнд… - Фёти раблс, - я начинал уставать, в глазах поплыло, - тридцатник, - обреченно закончил я. - Донт андестэнд… Китаец оказался неприступной крепостью. Теперь я понимаю, почему их стена зовется Великой… - Достоевский ис зе грэйт рашен райтер, - я начинал терять самообладание, а вместе с ним и сознание. Подошли Доктор с Ботаником. - Бросай ты его, - сказал Доктор, - вы с ним уже полчаса треплетесь… он ни хрена не понимает. Вообще-то Доктор был абсолютно прав. Но я все же предпринял последнюю попытку: - Витя, ай вонт э дринк… ай эм Лёха… рашен мэн… ай лайк рашен литредже ту… бат ай хэв ноу мани… гив ми плиз тридцатник… - Донт андестэнд, - прозвучало как приговор. - Пошли, - сказал Доктор, приподнимая меня за руку. - Хрен с ним… - сдался я. – Не знает он, что такое тридцатник. - Откуда ж ему знать, - вмешался в разговор Ботаник. – Они ж там у себя один только рис и жрут. - Да уж… Я повернулся к китайцу. Он непонимающе смотрел на нас. - Гуд бай, Витя, - сказал я и протянул ему руку. Китаец сжал ее своей маленькой потной ладошкой. – Достоевский ис зе грэйт рашен райтер… - Йес, йес, - Витя разулыбался. Чтоб ему… Мы пошатываясь пошли прочь. Надежда умерла. Похорон не будет. Мы просто столкнем ее в сточную канаву и забросаем ветками, пустыми бутылками и прочим мусором… - Стоп! Стоп! – внезапно раздалось нам в спину. Мы невольно обернулись. За нами семенил китаец, улыбаясь во весь рот. В руках его были зажаты несколько десятирублевых бумажек. - Тридцатник! – радостно визжал китаец. – Ай андестэнд! Тридцатник, мать его. Китаец сжимал в кулаке эту самую сумму. Он что мне голову морочил все это время? Я махнул тяжелой рукой: не надо. Я устал. Алкоголь вряд ли излечит мою боль, рвущуюся изнутри, из поцарапанной кровоточащей души. Тридцатник… бог ты с ним с тридцатником… Я снова махнул рукой: - Ай донт нид. Достоевский ис зе грэйт рашен райтер… Внезапно я ощутил прилив сил и вздернул только что опущенную руку над головой, сжимая ладонь в кулак. Китаец резко остановился, испуганно пялясь на меня. Дурачок. |