Онлайн книга «Песни/Танцы»
|
– На кухне. Через пять минут я открывал шампанское и разогревал купленную шаурму в микроволновке. Еще через пять минут мы сидели в комнате и пили шампанское. На большой тарелке лежали остатки шаурмы. – Знаешь, иногда мне кажется, что люди меня совсем не понимают, – я достал сигарету и закурил. – Неудивительно. Ты говоришь странные вещи. – Не столько странные, сколько страшные. Им жутко признавать, что этот мир не принадлежит им. Юля последовала моему примеру и тоже достала сигарету из пачки. Я чиркнул зажигалкой и помог ей прикурить. – Вообще-то он не принадлежит и тебе. – Мое отличие от них в том, что я это признаю. – Ты считаешь нас, – Юля сделала неопределенный жест, видимо показывая свою идентичность с остальным населением планеты, – глупее себя. – Я этого не говорил. – Но подразумевал… – Нет. Я не умнее. Единственное в чем я действительно превосхожу остальных – так это в смелости. Я не боюсь признаться себе, что я – никчемная тля, прыщ на поверхности Земли. – С этим знанием вообще-то трудно жить. – Трудно. Поэтому цена жизни и высока. По крайней мере, я хотя бы представляю ее. А что будет легко – никто и не ожидал. – Надо быть проще. – Возможно. Только кому от этого станет легче? – Ладно, – Юля сдалась, – не стоит обсуждать такие сложные темы. От них только голова начинает болеть, а ничего не меняется. – Вот тут ты права. Давай еще выпьем. – Давай. Мы выпили. Я налил еще. Полет в бездну продолжался, останавливаться никто не думал. Лучше так, чем бессмысленно истлеть, никогда не рискуя. Молодость мира – это звон натянутых нервов. – Как ты думаешь, любовь существует? – спросил я Юлю. – Не знаю. Смотря, что вкладывать в это понятие. – Да хоть что-нибудь. Например, привязанность к какому-нибудь человеку. – Ну, тогда это и будет привязанностью, а не любовью. – Ага. Мы закурили. Я сделал большой глоток шампанского. – Давай на брудершафт? – Давай. Выпили на брудершафт. Поцеловались. – Ты выйдешь за меня? – Нет. – Почему? – Ты слишком много пьешь и говоришь странные вещи. – Тогда хотя бы займись со мной сексом… Время давно перевалило за полдень, за окном медленно, но верно близился к концу короткий зимний день. Шампанское было благополучно выпито. Мы даже успели поспать еще пару часиков. Я сидел у ноутбука и думал, что бы такое включить. Рядом в пепельнице тлела сигарета. Юля ушла принимать душ. Мои мысли витали где-то далеко, за пределами этого мира, даже за пределами города убийц, вне его лабиринтов и зиккуратов. Я думал о вечности, о ее незыблемости, о нерушимых столпах времени, в сравнении с которыми все мы – ничто. С одной стороны мне было страшно, что моя жизнь – лишь одна жизнь в череде многих – бессмысленно сгорит, не оставив за собой даже искры, с другой стороны – я прекрасно понимал предопределенность такого конца. Невозможно быть мошкарой и при этом соотносить свое существование с масштабами планет. В конце концов, я пришел к выводу, что мои размышления не смогут вырвать меня из этой ловушки разума. Всем нам придется погибнуть под маховиками Вселенной, и никто не оценит наш подвиг. Как это ни горько сознавать, это так. Комплекс Кассандры: ты видишь будущее, но не можешь изменить его. Я включил песню Laibach «Satanic Versus». Короли индастриала наполнили комнату мрачной оккультной музыкой, вещающей о конце времен. Вскоре вернулась Юля. Она была в халате, на голове сооружен тюрбан из полотенца, под который убраны волосы. – Что это такое у тебя играет? – спросила она, устраиваясь рядом со мной и прикуривая сигарету. – Это Лайбах. – Что-то чересчур мрачно. – Зато о многом заставляет задуматься. – А тебе не надоело думать? – Надоело. – Смени тему тогда, а? – Хорошо. Я выключил музыку. Вообще. Самая лучшая музыка – это тишина. Не вызывает никаких споров, по крайней мере. – Может, сходим куда-нибудь? – спросила Юля. – Куда? – Да хоть в кино. – А давай. В кино – так в кино. – Тогда я сейчас волосы высушу, и пойдем, хорошо? – Хорошо. Когда мы вышли из дома, уже стемнело. Окна многоэтажек смотрели в ночь желтыми глазами, буравили наши спины ледяными взглядами. Мы прошли до уже известного мне перекрестка с магазином – там была остановка – и сели на троллейбус, который шел в сторону метро. В троллейбусе по желанию Юли мы заняли свободные места в конце салона, хотя троллейбус шел полупустой. Когда к нам подошел кондуктор, я заплатил за нас обоих. Кондуктор протянула два билета, один я оставил себе, другой отдал Юле. – У тебя счастливый? – спросила Юля, разглядывая цифры в своем билете. Я глянул в билет. – Нет. Одиннадцать и четырнадцать. Близко, но мимо. – И у меня. Одиннадцать и тринадцать. – Кому-то до нас повезло. Буквально за два билета. Было одиннадцать и одиннадцать. – Считать я умею. – Ну, ты не переживай. – Я и не переживаю. Юля отвернулась к окну. Я проследовал взглядом за ней. За запотевшим стеклом неслись мимо типовые многоэтажки спального района, похожие друг на друга металлические иглы высоковольток, автомобильные стоянки и торговые павильоны. Самовоспроизводящийся мир бесчисленных повторов. Кажется, тут навсегда заканчивалась реальность как таковая: оставались только ее многочисленные копии. – Мне однажды попался счастливый билетик… – И что ты с ним сделал? – Желание загадал и съел, все как положено. – И желание сбылось? – Нет, конечно. А вот меня тогда чуть не стошнило, билет к стенке гортани прилип. – Бедненький. – Да уж. Потом весь вечер водой отпаивался… – Нам выходить на следующей остановке. – Хорошо. Мы вышли возле большого торгово-развлекательного комплекса, Юля сказала мне название, но я не запомнил. Он как две капли воды походил на все другие торгово-развлекательные комплексы, расположенные по всему городу. Мир повторов, мир вторичности… |