
Онлайн книга «Сказки cтарого Вильнюса»
Лорета спрашивает: – Но тогда зачем? Я говорю: – Да затем, что я почти счастлив вот прямо сейчас, пока мы идем по городу с дурацким фонарем и пачкой свечей, с несгибаемым намерением сделать глупость, которую – я сейчас совершенно уверен – никто никогда не делал до нас. Это не то чтобы вовсе невозможно, но, знаешь, почти. С учетом того, как давно я в последний раз совершал абсурдные, бессмысленные поступки, которые, конечно же, бесповоротно изменяют весь мир, но изменения эти настолько незначительны, что их не могу заметить даже я сам. Лорета говорит: – Пришли. Я уже и сам вижу – вот он, Фонарщик без фонаря. Ничего, недолго ему осталось стоять враскоряку с пустыми руками. Сейчас я это исправлю. Я говорю: – Придется тебе еще раз постоять на стреме. Неловко получится, если полицейские города Вильнюса будут вынуждены провести эту ночь, снимая с постамента полоумного туриста. Лорета говорит: – Если наши полицейские застукают тебя за этим занятием, они, скорее всего, вежливо поинтересуются, сможешь ли ты слезть без посторонней помощи. И уверен ли, что не переломаешь при этом руки-ноги. И, услышав положительный ответ, пойдут себе дальше. Я говорю: – Идея осесть в этом городе и встретить тут старость начинает казаться мне все более разумной. Я достаю из пачки свечку, из кармана – зажигалку, из пакета – фонарь. Сажусь на корточки у стены, чиркаю зажигалкой, стараясь заслонить новорожденное пламя от студеного осеннего ветра, с третьей, как положено в сказках, попытки, зажигаю свечу и помещаю ее в фонарь. Уфф, все. Теперь не задует. Лорета говорит: – Давай я пока подержу. Залезешь – отдам. Я киваю, отдаю ей фонарь и лезу на постамент. Это не так просто, как мне сперва показалось, слишком уж он гладкий, и лучше бы мне, конечно, быть сейчас в кроссовках, а не в этих щегольских штиблетах с почти негнущимися скользкими подметками. Но все же не настолько сложно, чтобы отказаться от затеи. И вот я сижу на самом верху, обнимая Фонарщика. Он еще меньше, чем казался снизу, даже сидящему мне едва достает до плеча. Лорета пляшет на цыпочках, пытаясь поднять фонарь как можно выше, я тянусь за ним, стараясь не потерять равновесие и не свалиться, наконец, хватаю холодную металлическую ручку, и в этот миг, повиснув практически вниз головой в неудобной позе, еще более нелепой, чем у бедняги Фонарщика, с его надежной бронзовой лодыжкой в одной руке и хлипким декоративным фонарем в другой, я совершенно, безоговорочно, без единой задней мысли счастлив. Ничего не хочу, кроме возможности продолжать быть – здесь, сейчас, остальное неважно. Игра, получается, стоила полусотни свеч – всей купленной в супермаркете пачки. Лорета – там, бесконечно далеко внизу – говорит: – Вешай уже давай! И слезай. От ее голоса я прихожу в себя, вспоминаю, зачем я здесь, вручаю фонарь Фонарщику, и растопыренные пальцы его левой руки сжимаются, чтобы поудобнее перехватить ношу. Я говорю ему: – Ага. Так и думал. Повисаю на руках и спрыгиваю – не так уж высок постамент. Залезать было трудно, зато вниз – проще простого. Но все-таки, не удержавшись на ногах, падаю на четвереньки и тут же вскакиваю. Вроде, не больно ушибся. Колено чуть-чуть саднит, но это ерунда. Лорета озабоченно спрашивает: – Штаны не порвал? Я говорю: – Да вроде, нет. Лорета говорит: – Это главное. Беру у нее свой портфель, и мы быстро-быстро бежим вниз по улице Швенто Йоно. Мы очень спешим. До нашего двора отсюда еще целых шесть кварталов, а уже совсем стемнело. Наше кухонное окно нараспашку, и на весь двор пахнет жареной рыбой – это бабушка готовит ужин. Я кладу портфель на подоконник, подтянувшись на руках, залезаю туда сам и протягиваю руку сестре. Глупо заходить через дверь, когда открыто окно. Бабушка говорит: – Где вас опять черти носили? Мы с Лоретой сидим на подоконнике, одной ногой уже в доме, другой еще на улице, и смеемся. |