Онлайн книга «Повелитель монгольского ветра»
|
И умела сделать так, чтобы те не прельщали умы. Беньовскому был пожалован чин полковника французской армии и должность командира корпуса. Его правой руке, Петру Хрущову, боярину, экс-капитану Измайловского полка, – чин капитана. Получили звание и довольствие и остальные. При чем здесь мораль, господа? Правители всегда ценили «диких гусей», наемников. Или вы не слыхали об Иностранном легионе? Барон Беньовский, забыл сказать, был женат. Да-да, и нежно любил свою Фредерику, выплакавшую все глаза в маленьком польском имении. Он послал ей письмо с повелением собираться – но не Камчатку, а в Париж. Фаворит Людовика XV решил стать примерным семьянином. Ну, не то чтобы совсем… Ну, vous comprenes… Хороший дом, хорошая жена – что еще нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость?! Да вот беда – Фредерика знала, знала, чувствовала своим любящим сердечком, что такие буйные головы до старости доживают далеко не всегда. И поспешила в Париж – вообще-то, пора детей заводить… Она пошла бы пешком и на Камчатку, да муж не велел… Его Величество Ампансакабе, король Мадагаскара – Что ты будешь делать там, среди дикарей? Полковник французской армии де Беньов сидел на баке фрегата «Орлеан». Индийский океан ласков только на картинках, но мучительный переход близился к исходу – впереди вставал Маврикий. А там и до Мадагаскара – рукой подать. Бывшему ли сибирскому каторжнику бояться пространств? – Любить тебя, – отвечала Фредерика. – Ты будешь королевой, обещаю тебе. Но пока, пока нам негде даже будет преклонить голов – не в дикарских же хижинах ты будешь жить? Я оставлю тебя на попечение губернатора Маврикия здесь, в Порт-Луи. У тебя будут прислуга, свита и дом. – А ты?! А ты опять, без меня?! Я готова ночевать хоть на голой земле, но с тобой! – Женщина! Фредерика слишком хорошо знала крутой нрав своего супруга и сразу притихла. Господин полковник закурил трубку. Зеленые валы сходились за кормой. Ему было только двадцать восемь лет… В этом возрасте прекращается членство в комсомоле. Мне, как боссу ВЛКСМ местного значения, продлили срок до тридцати… Мадагаскар! Остров моей мечты! Там все ходят в белых штанах, жуют кокосы и бананы, чунга-чанга… Лоцман-араб вел «Орлеан» проторенной морской дорогой, ибо не раз водил в устье реки Антанамбаланы «купцов» – торговые суда. Опасных коралловых рифов здесь нет, но пройти подальше вверх по реке в сезон засухи «Орлеан» не сможет, и лучше встать в миле от берега. Оно и безопасней. – Отдать якоря! – загремел голос капитана. Беньовский с нетерпением поднес к глазам подзорную трубу. Какое оно, его королевство?! И пусть от зависти глодают свои воротники зятья, отобравшие у него отцовское имение! Болота. Сплошные болота и джунгли. О, боги мои, боги! Та же Сибирь, только с пальмами… Шлюпка ткнулась в берег. С новым властителем острова на берег ступили верный Хрущов и переводчик Максуд. Несколько малагасийцев, ловившие креветок, дружелюбно замахали руками. Хрущов поднял руку, крики стихли. – Кланяйтесь великому повелителю Мадагаскара! – крикнул переводчик. Аборигены недоуменно переглянулись, посовещались, и вот, старший из них протянул пришельцам корзину с креветками – в знак дружбы и любви… Любовь! Где ты, любимая?! До селения нужно было идти полмили джунглями. Тысячи москитов-кровопийц обрушились на европейцев, нещадно жаля. Туземцы зажгли пук какой-то травы, и кровососы рассеялись. – Не наступите на змею, сир, – сказал Максуд. – Их здесь тьма… В селении Беньовского встретил соплеменник Максуда, араб Ахмад. Он пригласил высоких гостей в свою большую хижину, окруженную верандой, каким бы это ни казалось смешным. Беньовский, Хрущов и Максуд устало опустились в ротанговые кресла. Хозяин подал холодный лимонад. Вокруг хижины собирались аборигены. Полковник смотрел на них не с меньшим любопытством. Коричневая. Нет, скорее, бронзовая кожа, африканские губы и восточная внешность. Скорее индонезийцы, чем африканцы. – Малагасы – выходцы из Юго-Восточной Азии, – промолвил Ахмад. – Они смешались с африканцами, и на свет появилась вот такая дивная новая раса. Женщины очень хороши… Но Морис Август де Беньов уже заметил взгляд юной девушки. Она улыбалась ему прямо и открыто. И груди, как непослушные козлята, остроконечные груди с почти черными сосками, взирали на мир открыто и вызывающе, со всем безмятежным, не знающим покров и стыда задором и бесстрашием юной дикарки. О, боги мои, боги! – Я здесь умру, – вслух подумал по-польски Беньовский. – Матка Боска, пан Езус! Но никто, никто не знал польского на Мадагаскаре. Ни верный Хрущов, ни Ахмад, ни туземцы. Только звезды. …Ночь, черная ночь висела над островом. Ветер с моря усиливался. Барон стоял на плато, один, лицом к морю. В долине горели тысячи костров – старейшины и воины восемнадцати племен острова съехались к выросшему на глазах городу Луисвиллю, построенному Беньовским, его двадцатью тремя офицерами и тремя сотнями матросов и солдат. Антайфаси и бецимисирака, везу и зафиманири, махафали и мерина, сакалава и цимехети, и все иные стояли лагерем в долине. За два года войн, междоусобиц, торговли, хитростей, крещения, обращения некоторых в ислам при помощи Ахмеда, и всего остального, что называется дипломатией, Беньовскому удалось то, что до него не удавалось ни англичанам, ни португальцам, ни голландцам, ни испанцам – народы важнейшего на пути из Европы в Азию острова, четвертого по величине в мире, объединились под властью белого человека. Франция ликовала, пускала фейерверки и кутила. Тридцатилетний Беньовский стоял на плато. Над ним висели два креста – Южный и Ложный. Созвездия Муха и Центавр притулились рядом. И притаился внутри Креста Угольный мешок – черная, даже ночью видная туманность. – О, боги мои, боги! Достиг я высшей власти, но нет покоя моей душе… – Беньовский простер руки к небу. Небо молчало. Только сильнее стали песни и звуки гармошек из лагеря, отчетливее крики, презрительнее хохот. Солдаты и маркитантки, дикари и шаманы, священники-католики и правоверные мусульмане – все ждали завтрашней инаугурации. |