
Онлайн книга «Боги и люди»
– Я запер его в спальне, и этот недавний самодур и деспот сразу превратился в жалкого забитого мальчика. Злодеи не умеют достойно переносить несчастия и слабы духом. – Я прошу вас привезти мою собаку, мою обезьянку и скрипицу, – подобострастно заглядывая в глаза Орлову, просит Петр. – Чего ж не привезти? Я привез. Я быстро стал лучшим другом этого дурачка. Иногда я над ним шутил. В спальне Орлов играл в карты со свергнутым императором. – Алексей Григорьевич, дозвольте немного погулять в саду. Душно мне в спальне, какой день без прогулки. – А чего ж, погуляй, Ваше императорское величество. И Орлов подмигнул часовым. Петр резво вскочил со стула, по-мальчишески подбежал к дверям. И тотчас часовые скрестили штыки перед его грудью. – Не пускают, – почти плача, закричал Петр. – Пропустить императора! – повелительно приказал Орлов. И опять подмигнул часовым. И снова Петр опрометью бросился к дверям. И снова солдаты молча скрестили штыки. – Не слушают! – кричит император. – Не слушают, – сокрушается Орлов. – Видать, матушка, жена твоя, не слушать тебя им приказала. Вот ведь какое дело, Ваше императорское величество. – И очень скоро – шестого июля случилось… – шептал старик. Упал канделябр, темнота в спальне, яростная возня. и жалкий, слабый крик. – Горло, горло, – хрипит в темноте Орлов. – Кончай ублюдка, – пьяно ярится чей-то голос. И тонкий, задыхающийся вопль. И тишина… только тяжелое дыхание людей в темноте. Старик плакал – он видел лицо императора, освещенное дрожащим светом свечи, нелепо задранную жалкую ногу в сапоге. – Прости, Христа ради. Но не расстались мы с тобой, убиенным. Повстречаться пришлось. Это когда государыня умерла. И Павел – сын ее – на престол взошел. Не твой, ее. Потому что сам ты не верил, что он твой сын. И Павел не верил. И оттого сразу, как сел на трон, обществу стал доказывать, что сын он тебе законный, – любовь к отцу стал выказывать. 1796 год. В Зимнем дворце старик Орлов, в аншефском мундире с шитьем и Андреевской лентой, стоял перед Павлом. Павел глядел на него с яростной улыбкой. – Решили мы священные останки отца нашего, государя Петра Федоровича, перенести из Александро-Невской лавры туда, где им покоиться надлежит, – в нашу царскую усыпальницу. И захоронить прах отца нашего рядом с супругой его, светлой памяти государыней Екатериной Второй. Торжественная церемония перенесения праха на завтра назначена. И решили мы оказать тебе великую честь – пойдешь за гробом отца нашего. – Павел пронзительно глядел на Орлова. – Впереди гроба должны нести корону императорскую. Ту самую, которую у него отняли. И я все думал, кому сие поручить?.. Да, да, граф, – ты понесешь! – Великая честь, Ваше величество. Но на длительной службе государыне и отечеству здоровье потерял. Ноги не ходят, а путь длинный. – Неси! – бешено закричал Павел. И протянул корону на золотой парчовой подушечке. И я понес… Движется торжественная процессия. С трудом передвигая ревматические ноги, несет корону на золотой подушечке старый граф Алексей Григорьевич. – Он думал, – шептал старик, – что я со страху. Потому что холоп. А я… как покаяние… Он задумался и прошептал: – А может, потому, что холоп? И старик вновь вернулся в те счастливые времена после переворота. – Мы все… все тогда могли. И Гришке путь к августейшему браку был открыт. Императрица на потолке улыбалась. Избранный кружок императрицы в Зимнем дворце. Никита Панин, Алексей Орлов и Кирилла Разумовский за ломберным столиком играли в карты. – Мы всем, всем тогда владели! – шептал умирающий старик. Григорий Орлов, развалясь, сидит на диване. У него сломана нога. Екатерина заботливо подает ему бокал с вином на серебряном подносе. Григорий выпил, поставил бокал на поднос, с усмешкой оглядел играющих. И вдруг нежно обратился к императрице: – Как думаешь, матушка, достаточно мне месяца, чтоб с престола тебя сбросить, коли захочу? Наступила тишина. Екатерина побледнела, молчала. И тогда Кирилла Разумовский, продолжая игру, сказал как ни в чем не бывало: – Что ж, наверное, оно и так, Григорий Григорьевич. Только и трех дней не прошло бы, как мы бы тебя вздернули! Панин засмеялся, улыбнулась и Екатерина – светски, будто ничего не произошло. Поняла тогда, что сильна уже не одними нами. И опять он видел торжествующее лицо Григория. – Наша взяла, Алеша, дотерзал я ее, пойдет за меня замуж. Все как мечтали мы с тобой. Завтра князя Воронцова посылает к старику графу Алексею Разумовскому. Указ подготовлен – объявить его Императорским высочеством. Чтоб тайный брак его с Елизаветой сделать явным. И тем дорогу к нашему с Катериной браку проложить. Она говорит: прецедент нужен. Но Воронцов против, и Панин против, и Кирилла Разумовский. Езжай с Воронцовым, Алеша. Боюсь одного его пускать. Ведь к царству идем, брат. Воронцов и Алексей Орлов поднялись по мраморным ступеням Аничкова дворца. Вошли в залу. У горящего камина, спиной к ним, сидел старый граф Алексей Разумовский. Он сидел сгорбившись, смотрел в огонь. На коленях у него лежало раскрытое Евангелие. – Мы пришли от государыни, – начал Алексей. – Не трудитесь, молодые люди, я знаю причину вашего прихода, – сказал старик, не оборачиваясь. Князь Воронцов торжественно развернул лист, украшенный гербами. – Вот проект указа, объявляющего вас Императорским высочеством… В обмен я должен получить от вас бумаги, удостоверяющие действительность некоего события. – Государыне известно, что бумаги о совершении тайного брака у вас есть, – жестко перебил Орлов. Разумовский молча взял проект указа из рук Воронцова. Пробежал глазами. И молча вернул Воронцову. Все так же, не произнося ни слова, он поднялся с кресел. Подошел к комоду, на котором стоял ларец черного дерева, окованный серебром. Отпер ларец. Из потайного ящичка вынул бумаги, обвитые розовым атласом. Атлас аккуратно уложил обратно в ларец, а бумаги начал читать, не прерывая молчания. Прочитав бумаги, перекрестился. И бросил их в горящий камин. – Проклятие, – прошептал Алексей. Разумовский опустился в кресло и наконец произнес: – Я был верным рабом Ее величества покойной императрицы Елизаветы. Ничем более. И желаю быть покорным слугой императрицы Екатерины. Просите ее, молодые люди, о благосклонности ко мне. |