Онлайн книга «Загадка Бомарше»
|
«Когда я вышел на улицу, – рассказывал потом Шуазель, – я понял, что мое предложение уже бесполезно. Город был запружен людьми, не было даже шанса пробиться. Шел второй час ночи, и тысяч пять крестьян с вилами и национальных гвардейцев с ружьями горланили песни и слонялись по улицам, как на празднике. Колокол бил не умолкая, будто отпевал несчастную Семью. Я вернулся в дом. Невозможно описать тревогу и надежду, с которой мы ждали рассвета. Дети спали на кровати мсье Coca, а король и королева сидели, вслушиваясь в звуки набата. Как они ждали топота лошадей!» Часы пробили три, потом четыре… Солдаты генерала Буайе уже должны были войти в город. Но никого не было. Между тем наступал рассвет. В ожидании солдат решено было укрепить комнаты. Шуазель велел Мустье закрыть все окна. Они понимали, что при появлении полка Буайе гвардейцы и крестьяне первым делом постараются захватить Семью и, угрожая их убийством, остановят наступающих. «План был таков, – рассказывал мне Шуазель. – При первых звуках выстрелов мы выгоняем охрану из второй комнаты. Чтобы добраться до Семьи, надо было подняться наверх. Мы решили встать на лестнице один за другим: я, барон Гогела, граф де Дама, Мустье и Мальден. Им пришлось бы убить всех нас, что потребовало бы времени – достаточного, чтобы солдаты маркиза Буайе взяли дом». Но часы уже пробили пять, а Буайе не было. И с последним ударом часов вошли незнакомые люди. Это были посланцы из Парижа. Они привезли декрет Национального собрания. Оба были в помятой одежде – скакали всю ночь. Они заговорили, перебивая друг друга: «Сир! В Париже волнения… люди готовы перебить друг друга… Интересы государства… Вот декрет Национального собрания… Вам надлежит вернуться…» Король прочел документ и сказал: «Во Франции больше нет короля». Он положил декрет на кровать, где спали дети, но королева в ярости смахнула его на пол. И, поднявшись, сказала, обращаясь к посланцам: «Я не хочу, чтобы эта бумага оскверняла сон моих детей…» Толпа в комнате грозно зароптала. Мустье торопливо поднял декрет и положил его на стол. Король попросил переговорить с приехавшими. Он сказал им, что Семье нужно время, чтобы не торопясь собраться. Ему обещали. Но кто-то на улице уже разъяснял толпе, что король ждет солдат, которые должны освободить его. И вскоре чернь угрожающе кричала за окном: «Толстяка в Париж! За ноги втащить его в карету! И шлюху тоже!» Уже тысяч десять пришло в город. «Я никогда не видел такой ярости», – прошептал Шуазелю пришедший с посланцами Сос. И в восемь часов, окончательно поняв, что Буайе не придет, Его Величество, усталый и беспомощный, уступил толпе. Под звуки непрекращающегося набата Шуазель предложил руку Ее Величеству, а граф де Дама – принцессе Елизавете. Шуазель рассказал: «Садясь в карету, королева очень тихо спросила: «Выдумаете, мсье Ферзен в безопасности?» – «Не сомневаюсь в этом». И тогда она попросила: «Не бросайте, ради Бога…»Я ждал, что она скажет «нас». Но она сказала – «его»… Когда Шуазель закрыл дверцы кареты, он вспомнил, как шотландцы выдавали англичанам обреченного на смерть короля Карла Первого. Маркиз с полком пришел только к девяти часам. Оказалось, его сын с печальными известиями приехал почему-то лишь в пятом часу утра. Да и неповоротливый немецкий полк собирался слишком долго. Немцы не горели желанием рисковать жизнями ради французского короля. У самого города полк Буайе встретили звуки набата, разрушенный мост и несколько тысяч национальных гвардейцев на том берегу. И известие о том, что Семья уже час с лишним находится на пути в Париж! Полк спешился у реки, не смея форсировать брод. Маркиз плакал. Его сын так и не смог объяснить, почему он добирался целых шесть с лишним часов. Впрочем, по слухам, он впоследствии поведал своей любовнице мадам де Стани то, что не посмел рассказать отцу. Его провел какой-то лейтенант, почти мальчишка. Он нагнал Буайе-сына и скакавшего с ним посланца Шуазеля виконта д'Обрио и долго морочил обоим голову, будто Шуазель с гусарами уже освободил короля. Он даже уговорил их вернуться назад – помогать гусарам. И только доехав до города, они поняли, как их провели…» На этом рукопись обрывалась. Далее в папке находилось послание, также написанное почерком Бомарше: «Моему давнему знакомцу маркизу де Саду я оставляю незакрытый секретер. Дорогой мой простодушный маркиз! Я сказал правду: все Ваши рукописи сожжены. Советую именно так поступить и с другими Вашими творениями перед смертью. Чем больше Вы сожжете, тем меньше дров будет заготовлено в аду под Вашим котлом – пожалейте труд чертей. Это о яде духовном. Что же касается другого яда, который Вы приготовили для меня, тут Ваша совесть может быть чиста. Мой Фигаро сообщил мне с самого начала: его подкупают, чтобы он отравил Бомарше. Все по очереди предлагали ему деньги: Вы (очень мало), граф и незнакомый Вам некто Фуше (очень много). Я велел Фигаро взять деньги у всех – на то он и Фигаро. И он взял деньги у всех вас, чтобы отравить меня… по моей же собственной просьбе! Я все видел, все испытал, а нынче меня мучает смертельная болезнь. Согласитесь, долго умирать, страдать – совсем не в стиле Бомарше. «Дальше – тишина» – вот что я выбираю. Я принял яд, подобно Сократу. Для такого легкомысленного человека – почетное повторение… Надеюсь, Вы согласитесь, что это эффектная концовка интриги, достойная истинного драматурга. Итак, за окном уже утро. Финал пьесы сыгран. Уходя, я прощаюсь с Вами и желаю приятного дня. С добрым утром, маркиз де С». Закончив читать, маркиз в бешенстве взглянул на Фигаро. Слуга Бомарше улыбался. – Что это значит? И при чем здесь какой-то мсье Фуше? Фигаро по-прежнему молчал и улыбался. И тогда маркиз увидел странную приписку в самом конце страницы: «И с добрым утром, гражданин Фуше». В тишине ночи было слышно, как в большом доме в разных комнатах били часы. Полночь… Отложив рукопись, Шатобриан спросил: – Вы все это сочинили? – Разве? – Маркиз задумался. – Нет, пожалуй, – он судорожно сжимал виски. – Скорее всего, взял в секретере. Я имел право забрать его рукопись, ведь он когда-то забрал мою!.. Да, да, там, в секретере, я нашел эту рукопись, пьесу, как называл ее покойник… Скорее всего, так и было… Возможно, я лишь дописал то, что случилось в тот день, его последний день… Если бы не так… – Он опять задумался, тер виски, и на лице его была мука. – Если бы не так, то почему я не понял тогда эту приписку покойного: «С добрым утром, гражданин Фуше»? Ведь уже вскоре на мой чердак пожаловали… Маркиз замолчал. – Кто пожаловал? – почему-то шепотом спросил Шатобриан. |