Онлайн книга «Миндаль цветет»
Он встретил ясный, спокойный взгляд Рекса; он мог не любить его и издеваться над ним, но он чувствовал в нем серьезного противника. Рекс был как будто окружен атмосферой благородной чистоты и, несмотря на свою молодость, держал себя с большим достоинством. Наружность его тоже была незаурядна; он был почти такого же роста, как и Пан, так же широк в плечах, руки и ноги были у него такие же тонкие и изящные. Сейчас он стоял, прислонившись к камину, и невозмутимо покуривал папиросу; его стройная фигура эффектно выделялась на фоне серой стены. Прозвучал гонг к обеду. – Поторопись, Дора, с твоим туалетом, – сказал он, – у нас сегодня обедает много народу, и мы должны быть вовремя готовы. Он взял ее под руку и вывел из зала. Пан смотрел им вслед, прищурив глаза… Но немного позднее он вознаградил себя. Дора сошла вниз рано, одетая в белое кисейное платье с серебряным кушаком; на ней была нитка жемчуга, подарок Тони; жемчужины лежали на ее шее, как затуманенные утренние звезды. – Это, – сказала она Пану, указывая на жемчуг, – для меня целое событие. Знаете ли вы почему? Ну, конечно, знаете. Ведь жемчуг дарят только взрослым девушкам. – Никакие жемчуга, никакие сокровища не могут сделать вас более прекрасной, – тихо сказал Пан. – О! – отозвалась Дора почти шепотом. Краска сбежала у нее с лица, потом она покраснела. Слова его подействовали на нее как ветер, раздувающий пламя. Пан и сам был немного смущен. Он сознавал, что ведет опасную игру. Дора была слишком жива, слишком впечатлительна. Ему необходимо взять себя в руки, больше наблюдать за собой, если он хочет продолжать эту, хотя и невинную, любовную интригу. Он почувствовал, что во рту у него стало сухо. Его внезапно обуяло безумное желание поцеловать Дору. Он сдержался, сделав над собой страшное усилие, и вдруг сильно побледнел. – Что с вами? – спросила Дора, протянув руку, чтобы поддержать его. Как раз в это время в дверях показался Тони. Он постоял несколько секунд на месте; лицо его осталось неподвижным; только глаза на мгновение блеснули. Потом он медленными шагами направился к ним. – Любуешься Дориными жемчугами, Пан? – спросил он, остановившись около Доры. – Они очень красивы, – ответил Пан с излишней поспешностью. – Она достойна их, – сказал Тони своим хриплым голосом, а потом, помолчав, грубо добавил: – Интересно бы знать, Пан, скольким девушкам ты тоже дарил жемчуга? Он громко рассмеялся, взял Дору под руку и повел ее с собой в гостиную. Она была почти одного роста с ним; он сбоку оглядел ее внимательным взглядом. Неужели Пан уже успел произвести на нее впечатление? При этой мысли его темное лицо побагровело. Пан, с его ужасной репутацией, с целым реестром любовных похождений, с этим позорным, легкомысленным браком и не менее позорной попыткой добиться развода… Он отрывисто сказал Доре: – Беги и скажи Джи, что я хочу ее видеть. Пан вошел вслед за ними в комнату и сел, взяв иллюстрированный журнал. Тони дождался, пока Дора скрылась, а затем, подойдя к Пану и глядя на него невозмутимым взглядом, сказал: – Я могу ошибиться. И надеюсь, что я ошибаюсь. Но, если я прав, клянусь честью, – ты уйдешь отсюда нищим. Слышишь? – В чем дело? – спросил Пан спокойно, но веки его дрогнули. – Ты прекрасно знаешь, – коротко сказал Тони, сдерживая накопившуюся в нем ярость, – и я знаю, что ты знаешь. Если ты еще раз взглянешь на Дору так, как ты не должен глядеть, ты уедешь отсюда. – Я думаю, – с напускной небрежностью сказал Пан, – было бесполезно говорить тебе, что твое – как бы это сказать – подозрение кажется слишком значительным словом для такой безумной мысли, – ни на чем не основано. Тони усмехнулся. Он ничего не сказал, но посмотрел на Пана пылающим взглядом, и губы его кривились усмешкой. – Я сказал свое, – презрительно добавил он, – и ты можешь быть уверен, что я сделаю, как сказал. Он круто повернулся, с быстротой, удивительной для такого огромного человека. – Руки прочь, или ты не получишь ни пенни! – добавил он, направляясь к камину; он спокойно срезал кончик сигары и закурил ее. Пан весь кипел от злобы и внутренне только твердил: «Будь ты проклят, будь проклят, будь проклят!» Он не строил себе иллюзий; он знал Тони достаточно, чтобы быть уверенным, что тот сделает так, как сказал. Вошла Дора, тихо напевая Кармен; она начала танцевать, отыскивая глазами Пана, желая бросить ему, как вызов, как признание, слова цыганки: «Si je t’aime, prends garde à toi!» Она танцевала, щелкая пальцами вместо кастаньет, с жестами, как танцуют испанки; ее гибкий стан наклонялся и изгибался, как стебелек колышущегося цветка. – Тони, я буду оперной певицей! – весело крикнула она. – Дорогой мой, я этого очень хочу. Кавини говорит, – она изобразила, как жестикулирует итальянец, – «Вы божественны; немного погодя вы можете нашуметь на весь мир. Подумайте об этом». – Едва ли это будет, – угрюмо сказал Тони. Вошел Рекс, и Дора показала ему свой жемчуг. – О Дора, какое великолепие! – сказал он и, повернувшись к Тони, повторил почти то же, что сказал последний: – Не правда ли, отец, она достойна их? Джи, сияющая, в бриллиантах и черном бархатном платье, уселась за рояль и заиграла старинную польку. – Пойдем, Дора, – предложил Рекс. Они пошли танцевать; недостаток Рекса был едва заметен. Танцуя, он напевал мотив. – Джи, что с вами случилось? – крикнул он. – Какой вы взяли сегодня быстрый темп! Дора искала глазами Пана, но он упорно не смотрел на нее. «Что случилось?» – думала она. За обедом она старалась встретить его взгляд, но он все время отворачивался. Зато другие смотрели на нее. Ричард Кольфакс, перешедший на второй курс колледжа, засыпал ее комплиментами и все время пил за ее здоровье. Его живое, еще детское лицо было бледно, а глаза пылали. Дора пила с ним и с Христофором Арунделем, который также не отрывал от нее глаз. Ей пришлось делить между ними танцы; один Пан не приглашал ее. Несколько раз во время танцев она пролетала мимо него, делая вид, что не замечает. В оранжерее Ричард Кольфакс схватил ее за руку. – О Дора, – голос его задрожал, – вы прекрасны, Дора! Вы совершенство! Он сжал ее руку, но она поспешно ее отдернула. Что ей было в его рукопожатии? От его руки не пробегал огонек. Не было того удивительного безумного содрогания, которое, казалось, уносило душу к небесам. Ричард казался ей похожим на куклу, которую кто-то заставлял танцевать, дергая за веревочку. Она обещала ему танец и повела его обратно в зал. |