Книга Салтыков, страница 121 – Сергей Мосияш

— Надо, чтоб люди приходили со своим инструментом, а для этого добавлять к оплате по три копейки. Петр Семенович, кого бы вы из сенаторов рекомендовали наблюдать за этими работами?

— Генерал-поручика Мельгунова, ваше сиятельство.

— А где он?

— Сейчас в отъезде, через день-другой будет.

— Хорошо, так и запишем: за Камер-коллежский вал отвечает Мельгунов. Далее, господа, надо дать возможность зарабатывать на пропитание ремесленникам и художникам, покупая в казну их изделия — платья, игрушки, картины. Теперь, кто ответствен за приют для детей-сирот, Петр Семенович?

— Был Амвросий, а сейчас вице-президент мануфактур-коллегии Сукин. Но Воспитательный дом переполнен, и мы с Амвросием решили временно занять дом француза Лиона.

— Сам француз не возражает?

— Где ему возражать? Как услышал о чуме, тут же и удрал.

— Куда?

— Бог весть. Может, и в Париж.

— Ну что ж, давайте велим Сукину занимать дом француза, возможно удравшего в Париж, — сказал, усмехаясь, Орлов. — После воротим. Среди детей была чума?

— Бог миловал. В Воспитательном доме ни разу, все оттого, что там строжайшее оцепление из солдат самых добросовестных.

— Кто ведет следствие по делу бунта?

— Мы создали следственную комиссию из духовных и светских лиц. Ее возглавляет Рожнов — прокурор синодальной конторы. — Салтыков кивнул на сенатора, сидевшего в уголке.

— Когда мы услышим ваш доклад по следствию, господин Рожнов?

— Я думаю, в начале октября, ваше сиятельство. Но хотел бы сегодня испросить сентенцию по поводу бунтовщика Степана Иванова. Мальчишке шестнадцать лет, его хозяин-купец научил, мол, как только ударят в набат, бежать ему с дрекольем к месту сбора толпы. Он исполнял приказание хозяина, я полагаю, мальчика надо отпустить.

— А хозяин-купец его где?

— Он под следствием и подтвердил, что действительно приказывал мальчишке.

— Конечно, мальчишку отпустить надо, тут и спорить не о чем, — сказал Орлов, и все согласились.

Потом попросил слова обер-полицмейстер Бахметев:

— Надо ужесточить наказание грабителям вымерших домов. А то ведь, растаскивая зараженные пожитки, они разносят заразу по городу, а то и продают рухлядь, заражая ни в чем неповинных покупателей.

— Я предлагаю издать указ — казнить таких смертью прямо на месте преступления, — сказал Орлов, — чтоб другим неповадно было.

Постановили единогласно такой указ написать и прочесть на всех площадях.

— В таком случае вот рапорт от моей канцелярии, — сказал Бахметев и положил бумагу перед Орловым.

— Что это? О чем он? — спросил граф.

— Некто Матвеев и беглые солдаты Акутин и Денисов, собрав партию, пограбили три выморочных дома. Мы приговорили их к повешению. Прошу Сенат утвердить приговор.

— Ну как, господа сенаторы? — спросил Орлов. — Приговариваем?

— Приговорить недолго, — подал голос Еропкин. — Но можно ли?

— Но мы только что приняли указ о смертной казни за это, — сказал Орлов.

— В указе как мы сказали? Ну? Казнить на месте преступления. Верно?

— Верно.

— А где сейчас эти преступники? Господин Бахметев, где?

— Они в камере при полицейской управе.

— Ну вот видите, они не на месте преступления. Мы на рушим свой же указ, казнив их сейчас.

— А ведь Петр Дмитриевич прав, — заметил Салтыков.

— Так что ж вы предлагаете?

— Поскольку эти трое совершили преступление до указу, высечь их плетьми и определить в погребатели чумных. Поверьте, эта работа не мед. Среди погребателей более половины заражаются чумой.

— Я согласен, — сказал Орлов. — Действительно, преступление совершено до указу, всыпать им хорошенько — и в погребатели. Кто не согласен?

Несогласных не оказалось. Тогда Орлов заговорил:

— Коль речь зашла о погребении чумных и распространении заразы, я бы предложил ужесточить надсмотр за перевозкой трупов. Ну что это, господа? Возчик везет чумные трупы и садится с ними на телегу. Я сам вчера видел такое, да еще и жует хлеб при этом. Давайте особым указом запретим возчикам садиться в роспуски вместе с трупами.

— Ох, послушаются ли, — вздохнул Бахметев.

— А мы добавим каждому за перевозку еще по три копейки на день.

— Но в указе ж надо оговорить наказание за это нарушение, — сказал Рожнов.

— Как будто сама перевозка чумных уже не наказание, — заметил Еропкин.

— Но мы ж добавляем им еще три копейки к оплате, и то лишь за то, чтоб они сами убереглись от заражения, — сказал Орлов. — Петр Семенович, вы-то что думаете на этот счет?

— Я думаю, вы правы, ваше сиятельство, не дело возчику садиться в роспуски вместе с чумными. А что касается наказания за нарушение такого указа, я бы предложил мужчину-возчика тут же отправлять в погребатели к каторжным, а женщину-возчицу в госпиталь для ухода за больными. Не знаю отчего, но самого слова «госпиталь» народ боится как черт ладана.

Когда окончилось совещание и сенаторы разъехались, каждый получив задание от Орлова, в горнице остался только Салтыков.

— Ну что, Петр Семенович, как понравился вам сегодняшний Сенат?

— Эх, Григорий Григорьевич, я порой и двух человек не мог собрать. А на ваш зов все съехались, акромя Мельгунова. В вас чувствуется настоящий хозяин, ваше сиятельство. Да, да, я не льщу вам, граф. Но я вполне оценил ваши новшества и, признаться, завидую, как это я, старый хрен, не додумался до этого.

— До чего именно, Петр Семенович?

— Ну как же? Занять людей работой. Я же знал, что праздность — мать пороков. А вот до того, чтоб увеличивать вал… И хотя я уже не у дел, хотел и вам подсказать еще одну общественную работу не менее полезную, чем вал.

— Какую?

— Прокопать из болот канавы до Неглинной. И вода прибудет свежая, чистая, и Неглинка станет полноводнее.

— А ведь это хорошая мысль, Петр Семенович. Спасибо. Я вынесу это на очередной Сенат.

Салтыков стал надевать епанчу, спросил:

— Как я понимаю, вы привезли мне отставку, ваше сиятельство?

— Да, Петр Семенович. И скажу вам откровенно, это самая неприятная для меня миссия. Из-за этого я и не решился объявить ее в Сенате, отчасти щадя и ваше самолюбие.

— Полноте, ваше сиятельство, все же понимают, раз вы взяли бразды в Сенате, Салтыкову уже там делать нечего Можно было и объявить. Кому я должен сдать дела? Вам?

— Нет, что вы. Моя комиссия на месяц-два, не более. Я сообщу государыне, что вы мужественно приняли отставку, и она назначит другого. Кого? Ей-богу, не знаю.