
Онлайн книга «Возвращение капитана Виноградова»
– Без звука! – Долларами? – Почему? Рублями… – Владимиру Александровичу показалось, что недоумение собеседника искреннее. – Сдачу не взял! – А доллары вы у него видели? – Да я вообще сомневался, что у него деньги есть! – Почему? – Вид был не такой, я же говорю… Не наш клиент, скорее для пельменной какой-нибудь или столовки: костюмчик барахольный, галстучек. Сумка из дерьматина! Последнее слово бармен выговорил с наслаждением, отдавая предпочтение смыслу перед грамматикой. – Сумка? – Ну да… Через плечо, на ремешке. – Точно? Опишите ее: цвет, размеры… – Это было несколько неожиданно, но, оторвавшись от писанины, Виноградов на всякий случай пояснил: – Это для опознания надо, чтоб родственникам вернуть. – А чего описывать? Такая черная, с кармашком. На молнии. – Что внутри? Может, он открывал при вас, нет? – Нет. На пол поставил, по-моему… Насколько помнил Владимир Александрович, никакие сумки с места преступления не изымались. Противореча сам себе, он все-таки поинтересовался: – А из ваших никто ее прибрать не мог? Под шумок? – Не-ет, я лично прибирал тут все. Никого же не оставалось… Что, пропала? – Есть проблемы, – уклонился Виноградов. – Ценное что-то? – Вряд ли! – И я не думаю… – пожал плечами свидетель. – Еще кофе? – Достаточно. Скажите, я мог бы забрать ваш блокнот? – Зачем? – Ну, все-таки определимся с количеством посетителей, кто что заказывал… – Это ничего не даст! – Собеседник помешкал и, не выпуская из рук, продемонстрировал Виноградову несколько страниц. Они были вкривь и вкось испещрены значками, столбиками цифр, кое-где записи наползали одна на другую, исполненные разными чернилами и, очевидно, в разное время. – Сугубо личные пометки, к тому же не всегда… объективные. Вы понимаете? Владимир Александрович понимал. Вполне естественная ситуация: если проводить официально все заказы – на налогах разоришься. К тому же, видимо, цены на выпивку и закуску, а также итоговые суммы, предъявляемые клиентам, вовсе не безупречно совпадают с выставленными на стойке табличками. – Жаль! Ладно… – Спасибо. Не хотелось бы ненужных вопросов, я и так готов помочь по мере сил. – Саша, давайте попробуем определиться со свидетельской базой. Из работников кого можно допросить еще? Швейцар – как он? – С утра отзвонился, выпустили из больницы. Прислать? – Да нет, не к спеху. Созвонюсь, приглашу… Телефон домашний имеется? – Конечно! – Бармен выписал нужный номер на листке, спешно вырванном из злополучного блокнота: – Это приятель тестя, дядя Федя… Федор Федорович. – Смотрю, почти семейный подряд? – Время такое, только своим доверять можно. Да и то не всегда! – с чувством констатировал свидетель. – Больше никого из работников не допросить? – Нет. Жены, слава Богу, не было, уборщица еще тогда не пришла, попозже появляется… – А посетители? – Посети-ители? – Собеседник напрягся, и было заметно, что ему хочется как-то отблагодарить Виноградова за отсутствие излишнего любопытства относительно двойной кабацкой бухгалтерии: – Значит, Пушкин был из постоянных… – Фамилия? – взялся за «паркер» Владимир Александрович. – Нет, прозвище! Ходит тут, стихи читает – для развлечения публики. Ему, кстати, тоже перепало вчера, но готов спорить – появится, не сегодня, так завтра… – Есть его данные? – Нет! Живет где-то у метро, в коммуналке. Жена то ли ушла, то ли померла… не знаю. У него ведь что ни пьянка – то новая история любви. С учетом зрительского вкуса… – А больше никого? – Честно говоря, не запомнил. Извините! Но завсегдатаи обычно попозже появляются, я говорил уже. – Дадите знать, когда этот ваш Пушкин объявится? – Запросто. Куда звонить? Виноградов порылся в бумажнике и протянул хозяину визитную карточку: – Здесь прямой телефон и дежурка. – Ого! Владимира Александровича давно уже перестала удивлять реакция собеседников на протянутый им глянцевый прямоугольник с милицейскими реквизитами. Сам он первую визитку завел еще в девяностом, чуть ли не первым в главке, в основном из соображений пижонства, но со временем уже не представлял себе делового общения без подобной мелочи. – Вы тогда идите пока, занимайтесь своими делами, а я закончу, допишу тут, о чем мы говорили. А вы черканете… – Хорошо. – В зале как раз появилась прилично одетая пара с ребенком, и нужно было уделить им внимание. – Прошу! Проходите, присаживайтесь… Хозяин сорвался с места, а Владимир Александрович стал заполнять размашистым, некрасивым, но разборчивым своим почерком сероватое пространство бланка. * * * Женское горе – штука заразная. Плотным, почти осязаемым облаком оно расползается вокруг, истекая на собеседника через залитые слезами или, напротив, свинцово-сухие глаза, многократно усиливаясь тысячами едва уловимых штрихов: поза, голос, прическа… Один-единственный нечаянный жест может выплеснуть из-под тоненькой корочки приличий такое, что люди вокруг содрогнутся и потом долго еще будут носить холодок под сердцем. Уголовный розыск… Большинство из тех, кто не спился, вовремя не ушел, не сумел воспитать в себе носорога, – большинство из них гибнет на пятом десятке с неизменным диагнозом «инфаркт»… Чужое горе, как и чужие тайны, – это верное средство сократить себе жизнь. И медицина тут бессильна. – Алле? Саныч? – Да, слушаю! Голос в трубке звучал до неприличия громко: – Как здоровье? Чем занимаешься? – Да так… – Виноградов уткнулся глазами в стол. – В баню идешь сегодня? – Не знаю, наверное. – Слушай, я тебе про Лысого не рассказывал? Как он позавчера соляры залил вместо девяносто третьего? Эт-то что-то! – Извини, давай потом? Вечером. – Занят? – до собеседника наконец дошло. – Да. Перезвони попозже. – Так встретимся же? Приходи. – Ага, постараюсь. Извини! Пока… – Будь здоров, Пинкертон. Расколи его, гада, по самую задницу! – Виноградовский приятель не очень представлял себе, что такое оперуполномоченный, и считал поэтому, что вся служба Владимира Александровича состоит из хитроумных допросов и яростных перестрелок с бандитами. Сам он работал дизайнером по интерьерам, носил берет, бороду и воспитывал хомяка. |