Онлайн книга «Нью-Йорк»
– Только знаменитые пассажи, – бодро уточнила Кейт и улыбнулась юноше, надеясь, что он ответит ей тем же, но молодой Джон Мастер лишь уставился в стол и покачал головой. Тогда Кейт решила, что сидящий одесную греческий бог немного стесняется. Ее интерес заметно возрос. Она прикинула, как бы его приободрить. Однако она, воспитанная в просвещенной бостонской среде, еще не вполне поняла, что очутилась на чужой территории. – Прошлым летом, – сообщила она ему, – мы видели один акт трагедии Аддисона «Катон» в исполнении гарвардцев. Я слышала, что в этом году американским колониям покажут всю пьесу. Вы не знаете, будут ли они в Нью-Йорке? Вопрос имел прямое отношение к суду над Зенгером, так как Аддисон, основатель английского журнала «Спектейтор» и образец для подражания всем цивилизованным английским джентльменам, добился оглушительного успеха, показав, как благородный римский республиканец противостоял тирании Цезаря. Слава пьесы давно распространилась за океан, и Кейт не сомневалась, что сосед читал о ней в газетах. Но все, что она получила в ответ, было «не знаю». – Простите нас, мисс Кейт, за то, что в этом доме больше смыслят в торговле, чем в литературе, – подал голос купец, посчитавший своим долгом укоризненно добавить: – По-моему, Джон, ты все-таки слышал о «Катоне» Аддисона. – Торговля – залог свободы, – уверенно изрек бостонский адвокат, придя им на помощь. – Торговля порождает благосостояние и тем способствует свободе и равенству. Так говорит Даниэль Дефо. Тут юный Джон наконец поднял взгляд с проблеском надежды: – Тот, что написал «Робинзона Крузо»? – Тот самый. – Я читал. – Что ж, – заметил адвокат, – это уже кое-что. Они оставили попытки заговорить о литературе и временно посвятили все внимание великолепным фруктовым пирогам, которые как раз подали. Но Элиот Мастер оглядывал общество, будучи совершенно доволен своей маленькой речью, каждое слово в которой прозвучало всерьез. Его кузен был абсолютно прав в том, что он не явился бы сюда из самого Бостона без страстного интереса к происходящему. Что же касалось характера Дирка, то пусть он был неотесан, но вовсе не глуп. По крайней мере, хоть что-то. Жену купца он лично не стал принимать в расчет. Остался юнец. Совершенно ясно, подумал Элиот, что этот малый хоть и красив, но небольшого ума. Сойдет для компании контрабандистов и матросни, а так – деревенщина. Он уверился, что Кейт, столь искушенная в беседах, никоим образом не может увлечься подобным типом. Успокоенный, он взял второй ломоть яблочного пирога. А потому был еще больше признателен за короткий разговор, которым завершился обед. Уже почти настала пора уходить. Кейт сделала все, чтобы развлечь своего кузена Джона. Она спросила его о любимых занятиях и выяснила, что больше всего ему нравилось на берегу, а еще лучше – на борту корабля. Действуя осторожно, она узнала некоторые подробности о бизнесе его семьи. Как многие подобные им купцы, нью-йоркские Мастеры брались за все подряд. Помимо владения несколькими судами, они располагали процветающей лавкой, производили ром – пускай из нелегально добытой мелассы – и даже страховали чужие корабли. Джон говорил скупо и тихо, но раз или два посмотрел ей в лицо, и ей пришлось приложить все усилия, чтобы не вспыхнуть под взглядом его небесно-голубых глаз. Правда, она так и не поняла, понравилась ли ему. Перед тем как они встали из-за стола, Дирк Мастер взял с ее родителя слово еще раз зайти, пока он в Нью-Йорке, и Кейт обрадовалась учтивому обещанию отца так и сделать. – Вы посмотрите весь суд целиком? – спросил купец. – От и до. – А мисс Кейт? – О да! – вдохновенно вторила она. – Отец озабочен королевской тиранией, но я приехала поддержать свободу прессы. Ее отец улыбнулся: – Моя дочь придерживается мнения поэта: «Убить хорошую книгу значит почти то же самое, что убить человека». Цитаты такого рода звучали изо дня в день в их бостонском доме. – «Кто уничтожает хорошую книгу, убивает самый разум», – не замедлила подхватить Кейт. Хозяин посмотрел на них обоих и тряхнул головой. – Звучит знакомо, но откуда это? – спросил он с искренним непониманием. Кейт удивила надобность напоминать. Это было сказано Джоном Мильтоном, автором «Потерянного рая». Цитата не из поэмы, а из памфлета, величайшей апологии свободы слова и печати всех времен и народов. – Это из «Ареопагитики» Джона Мильтона, – сказала она. – Ах да, Мильтона, – подхватил хозяин. Но юный Джон наморщил лоб. – Из Гаррия кого?.. – спросил он. Это случилось внезапно. Она не успела даже подумать и расхохоталась. А юный Джон Мастер зарделся и устыдился. – Ну что тут скажешь, – бодро заметил ее отец на обратном пути, – обед мог быть и хуже. Хотя мне жаль, что твои нью-йоркские сородичи оказались контрабандистами. – Мистер Мастер кажется знающим человеком, – предположила она. – Гм… В своем роде, смею судить. А мальчик, боюсь, безнадежен. – Возможно, ты слишком суров, – дерзнула она возразить. – Вряд ли. – Он мне понравился, отец, – сказала она. – Очень. Суд находился на первом этаже Сити-Холла, что на Уолл-стрит. Помещение было просторным и светлым. Судьи Филипс и Деланси – в париках и алых мантиях – уселись на возвышении. Жюри собралось слева на двух скамьях. Разношерстная толпа расположилась по краям зала и на полу. Общество смахивало на протестантскую паству в ожидании проповеди. В центре, перед судьями, была огороженная скамья подсудимых, похожая на выделенную церковную. Идти обвиняемому было недалеко, благо камеры находились в цокольном этаже. У Кейт с отцом были хорошие места в первом ряду. Кейт жадно озиралась по сторонам, впитывая картину. Но самым интересным было видеть, как изменился отец. Стороннему наблюдателю он показался бы спокойным, бдительным адвокатом, каким и был, однако Кейт его необычная бледность, блеск в глазах и напряженное лицо подсказывали иное. Она никогда не видела отца таким возбужденным. Генеральный прокурор Бредли, в черной мантии и парике, дородный и уверенный, отвешивал короткие поклоны то одному, то другому. Для защиты печатника суд назначил довольно толкового адвоката по имени Чемберс. Генеральный прокурор кивнул и Чемберсу, словно говоря: «Сэр, вы неповинны в том, что потерпите поражение». И вот возникло оживление. Открылась маленькая дверь в задней части зала, и два стража в черном, похожие на огромных шмелей, ввели Зенгера. Тот, заключенный между ними, казался очень маленьким – приятный человечек в синем сюртуке, который, однако, держался отважно и с поднятой головой дошел до клетушки со скамьей, где и был заперт. |