Онлайн книга «К. Р. Баловень судьбы»
|
Там всюду толпа, и снаружи, и внутри. Кабинет наполнен семьею и разными близкими людьми. И тут на постели увидел окровавленного умирающего брата, Царя-освободителя. Страшное, ужасное зрелище!.. В другой комнате при Сашке, новом государе, разговоры про первые распоряжения и завтрашний день. Сказал ему, что как служил отцу и брату, так буду служить и племяннику. Но Александр Александрович был иного мнения. Про себя он решил, что с дядей не сработается. Правда, сразу же сказать ему об этом в лицо не осмелился – слишком велики заслуги Константина Николаевича перед обществом. Прилюдно даже обнял его, произнес какие-то приятные слова. Но буквально через несколько дней после похорон отца объявил монаршую волю: он требует, чтобы великий князь Константин Николаевич отказался от всех занимаемых им должностей и покинул Санкт-Петербург. Тот в ответ взбунтовался. Но куда там! Настали иные времена, и к власти пришли совсем другие люди. В столице ходили слухи, что для Константина Николаевича приготовлена камера в Шлиссельбургской крепости. Пришлось смирить гордыню и подчиниться воле нового самодержца. В мае 1881 года он вместе со своей возлюбленной и их общими детьми уехал жить в Крым – в свое имение Ореанду. Сын же, в отличие от отца, к своему кузену, ставшему императором, относился с симпатией. Еще два года назад он написал об Александре Александровиче, тогда еще цесаревиче, в дневнике: «…я его весьма люблю, он привлекает меня честным, открытым, благородным видом». Константин жалеет, конечно, отца, оказавшегося в опале, но собственная карьера его не волнует. Нет у него амбиций относительно высоких чинов и воинских званий. Судьба, словно награждая Константина за подобный альтруизм, дала ему в это нелегкое время прекрасную возможность много путешествовать, повидать мир. Летом 1881 года он вместе со своими кузенами – великими князьями Сергеем и Павлом, совершил паломничество к Гробу Господню в Иерусалим. Именно здесь, на Святой Земле, он пришел к убеждению, что создан для жизни во благо православной церкви. В своем желании стать подвижником благочестия юноша признался старцу Иерониму, с которым встретился в Афоне. В августе он пишет в дневнике о разговоре со святым старцем: Я выразил ему желание посвятить жизнь свою на улучшение быта духовенства и под старость принять на себя ангельский образ, быть архиереем и приносить великую пользу. Он сказал мне, что пока ждет меня иная служба, иные обязанности, и со временем, быть может, Господь благословит мое намерение… Вскоре, сойдя с фрегата в Афинах, он принимает решение пожить некоторое время у сестры Ольги Константиновны – королевы эллинов. В ее летней резиденции в Татое, среди прекрасной южной природы, которая умиротворяет, способствует душевному спокойствию, Константин чувствует потребность вновь обратиться к поэзии. Свои чувства он выразил в «звуках арфы золотой», в «святом песнопенье», посвященном скорбящему душой «Псалмопевцу Давиду»: О, царь, скорбит душа твоя, Томится и тоскует! Я буду петь: пусть песнь моя Твою печаль врачует. Пусть звуков арфы золотой Святое песнопенье Утешит дух унылый твой И облегчит мученье. Их человек создать не мог, Не от себя пою я: Те песни мне внушает Бог, Не петь их не могу я! О, царь, ни звучный лязг мечей, Ни юных дев лобзанья Не заглушат тоски твоей И жгучего страданья! Но лишь души твоей больной Святая песнь коснется, — Мгновенно скорбь от песни той Слезами изольется. И вспрянет дух унылый твой, О, царь, и торжествуя, У ног твоих, властитель мой, Пусть за тебя умру я! Читаешь это стихотворение, и невольно вспоминаются слова яркого представителя русского зарубежья философа Семена Франка, написавшего однажды о том, что для Александра Сергеевича Пушкина поэзия была «выражением религиозного восприятия мира». Думается, эти слова в полной мере можно отнести и к поэтическому творчеству великого князя Константина Константиновича. Даже к такому раннему его литературному опыту, как «Псалмопевец Давид», который открывает большой цикл стихотворений на библейскую тему. К этому же времени относится и стихотворное послание любимому кузену, великому князю Сергею Александровичу. Оно носит ностальгический характер и написано в романтической традиции. Стихотворение «Письмо» содержит зарисовки быта и воспоминания о былых встречах, но прежде всего оно напоминает о том, что адресовано сыну, недавно потерявшему отца: …Неумолимою судьбою Надолго вновь разлучены Опять тоскуем мы с тобою, Опять друг друга лишены. На север сумрачный и дальний Тебя увлек твой рок печальный; На царство снега, зим и вьюг Ты променял роскошный юг. Но дней былых былое счастье Найдешь ли ты в краю родном, И в сердце пылком и кругом Не встретишь ли одно ненастье? Минувших лет не воскресить! Былых времен не возвратить! А помнишь Стрельну, Павловск милый? А помнишь Царское Село? И нашей осени унылой Не то мороз, не то тепло? А наши радости и беды? А наши долгие беседы В вечерний час с тобой вдвоем За самоваром и чайком? А на дворе так заунывно Осенний ветер завывал, По стеклам окон дождь хлестал, А мы, бывало, непрерывно Всю ночь болтаем напролет, Пока совсем не рассветет. Прошло то дорогое время! Уж милых сердцу боле нет, — Тебе осталось только бремя Воспоминаний прежних лет. Но ты, не помня горькой доли, Как знаменосец в ратном поле, Иди с хоругвею своей, Иди вперед, иди смелей, К высокой цели твердой волей Стремися пылкою душой, Стремись до сени гробовой И в этой жизненной юдоли Среди порока, зла и лжи Борьбою счастье заслужи! Однако стихи, ставшие для Константина неиссякаемым источником радости, не заслоняют размышлений о необходимости уйти с морской службы. Предвидя гнев отца, великий князь все же отправляет Александру III письмо, в котором просит освободить его от флотских обязанностей. В ожидании монаршего решения в декабре 1881 года он отправляется на фрегате «Герцог Эдинбургский» в Египет. Там юноша, стремясь постичь тайны древней цивилизации, любуется пирамидами, сфинксами. Захаживает и на арабские базары, которые поражают воображение богатством и обилием красок. Но столь приятное, беззаботное времяпрепровождение длится недолго – вскоре Константин заболел воспалением легких. К этому добавилась еще одна серьезная неприятность – паралич лицевого нерва. Как впоследствии выяснилось, причиной его стало неправильное лечение. |