Книга Горький ветер свободы, страница 29 – Ольга Куно

Наконец мы вошли в комнату. Действительно гостиная, но какая-то маленькая. Наверное, гостей принимают обычно не здесь. Впрочем, это не удивительно. Сколько гостиных в армоне? Должно быть, с десяток, если не больше. Эта, видимо, являлась частью личных покоев. Мое предположение подтвердилось, стоило получше оглядеться по сторонам. Через открытую дверь в соседнюю комнату можно было увидеть край кровати. Не могу сказать, чтобы меня это взволновало. Я осматривалась с прежним равнодушием.

– Сандра! – позвал Данте.

Я подняла на него несколько дезориентированный взгляд.

– Сядь.

Он сам подвел меня к небольшому двухместному дивану с зеленой обивкой и усадил на мягкое сиденье. Пожалуй, наличие нормальной мебели где-то в глубине души радовало. Кресла, стулья, диваны. А не эти их дурацкие ковры, циновки и подушки.

Я прилежно сложила руки на коленях. Смотрела в сторону.

Данте опустился передо мной на корточки и поймал мой взгляд.

– Сандра, прости, – сказал он, взяв меня за руки. Аккуратно, за самые кончики пальцев. – Никто не собирался заключать тебя под арест. Это моя вина. Я велел дворецкому где-нибудь тебя разместить. Имел в виду одну из гостевых комнат, а он неверно истолковал мой приказ. Но злого умысла не было. Правда.

Я бесстрастно пожала плечами. Допустим. Вполне вероятно, что так. Какая, в сущности, разница?

– Покажи мне свою руку, – попросил, поднимаясь, Данте.

И уже начал ее осматривать, но я резким движением отстранилась. Вот прикасаться ко мне ни к чему. И вовсе не потому, что я боюсь физического насилия. Просто не хочу чужих прикосновений. Довольно в мою жизнь и в мое личное пространство вторгались все, кому не лень.

Данте нахмурился, но настаивать не стал.

– У тебя гусиная кожа, – вместо этого заметил он. – Ты замерзла.

И снова пожатие плечами. Замерзла? Не знаю, я вроде бы ничего не чувствую. Хотя это логично: в камере наверняка было холодно. Да, похоже, что замерзла: руки Данте кажутся горячими – значит, мои, наверное, ледяные.

А он зачем-то снял свой камзол и набросил мне на плечи. Ну вот, теперь я, кажется, работаю вешалкой.

– Я верю, что не было злого умысла, – отсутствующим голосом сказала я, предпочтя вернуться к предыдущей теме разговора. – Что теперь? Куда меня отправят? На кухню? Или, может быть, на конюшню?

Во мне снова стала просыпаться злость. Она пока еще не пробудилась окончательно, скорее так, медленно ворочалась, напоминая о себе. И где– то краем сознания я чувствовала, что это лучше, чем всепоглощающая апатия.

– Сандра. – Данте вздохнул. – Можно я сяду?

Он указал взглядом на место рядом со мной.

Я безразлично передернула плечами. Он же здесь хозяин, так с какой стати спрашивает?

Данте расценил мой жест как согласие и, наверное, был прав. Я и сама не понимала себя сейчас до конца. Он опустился на диван, развернулся ко мне лицом и снова заговорил.

– Сандра, – его голос прозвучал сейчас очень мягко, – как ты думаешь, почему я тебя купил? У тебя есть какие-нибудь предположения?

Я в первый раз подняла на него глаза. Есть ли у меня предположения? О да! По меньшей мере три. Беда в том, что все они противоречат друг другу. Поэтому я высказала совершенно нейтральную версию:

– Тебе понадобилась рабыня?

Эти слова почему-то вызвали у него слабую улыбку.

– Нет, Сандра. У меня вообще нет рабов. Видишь ли, я ненавижу рабство. Напрасно ты так удивляешься, – заметил он, видя мой недоверчиво-вопросительный взгляд. – Во-первых, здесь не Арканзия. В Галлиндии многие отрицательно относятся к рабовладельческому строю. Здесь работорговля давно объявлена вне закона, хотя люди по-прежнему могут привозить рабов из-за границы. Но делают это все реже и реже. А во-вторых, – он немного помолчал, будто не очень хотел вдаваться в подробности, но затем все-таки продолжил, – моя кормилица была рабыней. И в молодости успела немало настрадаться по этой причине. До того, как попала в Галлиндию. Моя мать умерла рано, так что кормилица была очень близким мне человеком. Так что у меня есть свои личные причины быть противником рабства.

– Тогда почему ты меня купил?

– Разве это не очевидно? Потому что не хотел допустить, чтобы тот ублюдок, которому место по меньшей мере за решеткой, а скорее на виселице, тебя убил.

– Ты спасаешь так всех рабов? Выкупая их на деньги из собственного кармана?

Данте усмехнулся, уловив мой сарказм. Я все еще ему не верила, точнее сказать – не знала, верить или нет, и он это понимал.

– Нет, – признал он. – Я не такой альтруист. И вообще далеко не ангел, как ты верно заметила. Но не всех рабов пытаются убить прямо у меня на глазах. А кроме того, – он задумчиво сощурился, глядя в сторону, будто что-то вспоминал, – не скрою, мне понравилось то, как ты себя повела. Совершенно безрассудно и при этом решительно. Не согласная расстаться с человеческим достоинством. Тот пират был уверен, что ты целиком и полностью в его власти; ты же манипулировала им, заставив поступать именно так, как хотела того сама. Ты могла бы притвориться покорной, а потом использовать эту способность к манипуляции, чтобы возвыситься над другими рабами. В рабовладельческом обществе таким образом можно подняться очень высоко. Но ты не захотела идти таким путем, и это мне тоже понравилось.

Я смотрела на него, чувствуя себя сбитой с толку, и по-прежнему не знала, верить или нет.

Я совершенно случайно оказался на невольничьем рынке, – сказал Данте. – Просто через него лежал кратчайший путь к таверне. Я не собирался никого покупать. И в том, что я тебя выкупил, не было ровным счетом никакого меркантильного интереса.

В дверь постучали, словно специально для того, чтобы дать мне время собраться с мыслями. В комнату вошла служанка, принесшая на подносе кубок с каким-то напитком.

– Пунш, как вы и велели, дон Данте.

Она поднесла было напиток ему, но Данте кивнул в мою сторону. Служанка опустила поднос на маленький столик, совсем крохотный (поднос занял его целиком), затем с легкостью приподняла столик и поставила его напротив меня. Сделав реверанс, она удалилась.

– Пей, – посоветовал Данте. – Согреешься.

Я подняла на него затуманенный взгляд и впервые почувствовала, что мне действительно как-то зябко. Камзол несильно помогал, поскольку был всего лишь наброшен на плечи, а не застегнут на все пуговицы.

Я взяла кубок и сделала осторожный глоток. Напиток был, как и положено, горячим. Вино или даже несколько разных вин, какие-то пряности и фруктовый привкус. Организм действительно начал прогреваться. Я отпила еще.

Когда количество жидкости в кубке уменьшилось вдвое, я вернула его на столик и все-таки задала свой вопрос:

– Если все так, как ты говоришь, почему ты не мог мне этого объяснить раньше? Почему делаешь это только сейчас?