Онлайн книга «Перстень Парацельса»
|
Здесь, в чаще, среди могучих стволов и переплетения толстых ветвей, размеры ящера играли против него: тварь не могла повернуться, с трудом взмахивала крыльями, выглядела неуклюжей, как слон в посудной лавке — и была такой! — а маленький на её фоне Герман мгновенно заполучил огромное преимущество. Атака! Герман ловко избежал удара лапой, ушёл птеродактилю за плечо, обогнул крыло, вновь вернулся и вонзил меч точно в сердце врага. И быстро отлетел в сторону, не мешая твари падать на землю. Победа! Смрадные гады сдохли, мир сделался чище, и сквозь бурную радость от виктории пробилась ясная и яркая мысль: «Это твоё призвание, воин! Это твоя жизнь…» * * * Бранделиус не мог покинуть кресло — исходящая из камня энергия проходила сквозь мастера церемонии, навсегда скрепляя его с инициируемыми людьми, и Парацельс не рекомендовал мастеру менять местоположение, — однако это обстоятельство не мешало Антону внимательно следить за происходящим. Для постороннего глаза, правда, и следить-то было не за чем: шесть человек валяются в креслах и на подушках, дыхание спокойное, позы расслабленные, естественные и очень вольные. С виду — спят. Или ловят кайф. Или загипнотизированы до потери ориентации. Другими словами, на что тут смотреть? Тем более — внимательно. Но Бранделиус знал, на что. По редким вздохам и едва уловимым всхрипам, по незаметному подрагиванию пальцев и век, по играющим уголкам губ и редким сменам поз Антон пытался читать происходящее за пеленой церемонии, силился узнать, а точнее, угадать, кто и каким вернётся в реальный мир из тех увлекательных странствий, которые они сейчас переживали. И которые вцепились в них, податливых и ничего не понимающих, чтобы изменить навсегда. Когда ты смотришь в бездну, бездна смотрит в тебя… А эти шестеро в неё не смотрели — они в бездну нырнули. Растворились в ней в надежде измениться. В желании измениться. Но они не знали, какую цену придётся заплатить за прикосновение к Неизведанному. За невероятную силу, которую каждый из них обретёт. — Парацельс… — прошептал Бранделиус, разглядывая своих будущих рабов. — Ты ведь меня не подведёшь, правда? Твой рецепт сработает, и я обрету власть. Настоящую власть… И сердце его сжалось в тревожном и радостном предчувствии. * * * А Сатурн оказался в лабиринте: стены тёмного камня, холод, вызывающий облака пара при дыхании, под ногами иногда — лужи. И всегда — тьма над головой. То ли потолок затерялся где-то высоко, то ли вовсе нет его, не сделали, а давит на запертого здесь человека именно тьма. Живая. Гнетущая. Тьма… Он в лабиринте, а откуда вошёл — непонятно, и где искать выход — неясно. Ничего не ясно, кроме того, что коридоры уходят прочь на каждом шагу, их много, но они похожи, как близнецы… И вдруг — чья-то тень! Сатурн, не раздумывая, бросился на замеченное движение: поворот, краткий прямой отрезок коридора и ещё один поворот! — на сей раз вправо. Теперь длинный коридор, уходящий в непроницаемую тьму, но в этой тьме опять же мелькнуло нечто… или не мелькнуло вовсе, а почудилось… или не почудилось? Быть может, это были только шорох, вздох, шелест… и погнался он не за чем-то настоящим, а за своим желанием найти хоть кого-то… Или… Как бы там ни было, а Сатурн в угрюмом азарте ринулся за мимолётным видением. Хоть тресни, а догнать призрак во тьме, развернуть, заглянуть в незнакомый лик! — это стремление нестерпимо жгло изнутри. Охваченный столь неожиданным, но крайне ярким порывом, Сатурн мчался, несуразно взмахивая руками — словно разгребая непроглядную черноту, остро вздрагивая от желания настичь таинственную сущность. Хотя он не только не видел её, но и не особенно думал о ней — просто бежал во мраке со страстно перекошенной душой навстречу неведомому. Бежал, бежал, да так и выбежал вдруг из узкого коридора в обширное пространство. Мрак здесь рассеялся, и пленник лабиринта смог оглядеться. Он оказался в большой сумрачной зале с дымчатыми зеркальными стенами, бесчисленное множество раз отражающими самое себя. Обманывающими хуже тьмы. Рассеивающими внимание и убеждающими, что отсюда не выбраться. Шаг — холодное стекло. Шаг — холодное стекло. Шаг… «Где выход?» Сатурн вспотел от нестерпимой тревоги, задрожал, почти запаниковал, но вдруг… Волшебным проводником мелькнула давешняя тень. — Есть! И снова бешеный бег за неизвестным. И какое-то сверхестественное чутьё не позволяет ему врезаться в предательские зеркала, на которые он только что натыкался при каждом движении. Показалось… Могло показаться, что неуловимая тень стала ему проводником, не только задающим верное направление, но и оберегающим от опасностей. Могло так показаться, если бы Сатурн дал себе труд разобраться в происходящем. Но он просто бежал, думая лишь о том, чтобы догнать… Догнать то, о чём ничего не знал… Время странно заплясало, и из обычного, ровно текущего потока внезапно превратилось в дёрганое мельтешение нанизанных одно на другое событий и мест, закрутилось, подобно самому лабиринту, то и дело бросая Сатурна то в прошлое, то в неизведанное. Он видел скромный дом, в котором родился, и грандиозные дворцы, которых не было; видел себя на первом свидании и на похоронах; путался, глядя в незнакомые лица, и лишь потом понимал, что видит родных — прадедов и внуков… И продолжал бежать, потому что, когда он останавливался — время пропадало и тьма, до сих пор царившая над его головой, начинала опускаться, грозя поглотить и лабиринт, и его, Сатурна, ничего не понимающего… — Есть! Неведомая тень внезапно отразилась во всех зеркалах. Пискнула, словно от страха, и Сатурн, изловчившись, набросился, крепко обхватив добычу двумя руками… И упустил! Потому что тень тут же рассеялась струйкой тёмного дыма. «Куда ты делась, гадина?» Он завертелся на месте, но видел только зеркала. Снова — зеркала. И ничего больше. Ни намёка… «За кем я бежал?» И ответная мысль поразила Сатурна до глубины души: «За собой…» * * * «Забытьё…» Даша до последнего момента понимала, что волшебная смесь таинственного напитка, распевного заклинания и нарастающей концентрации силы отправляют её в забытьё. До последнего понимала, что всё вокруг окажется ненастоящим. Готовилась к миру галлюцинаций… И позабыла о данных себе предупреждениях почти мгновенно — слишком уж отчётливой и живой оказалась новая реальность. Мрачной, но живой. |