Онлайн книга «Разведчик. Заброшенный в 43-й»
|
– Он, наверное, подумал, что ты перебежчик ихний. Время тянулось томительно, майор успел выкурить две папиросы «Беломорканал». Посмотрев на часы, он снова поднял белый флаг: – Идем! Игорь и майор вышли в центр площадки. На этот раз оберст появился ровно в одиннадцать, минута в минуту. Хм, вот она, немецкая пунктуальность! Офицеры снова козырнули друг другу. – Каковы ваши условия сдачи в плен, господин майор? – Было видно, как неприятно немцу произносить эти слова. – Всем сложившим оружие мы гарантируем жизнь. Содержание и питание военнопленных согласно Женевской конвенции. – Офицерам оставят личное оружие и награды? – Награды оставят, оружие нет. И сразу предупреждаю – помощи не ждите. Наши войска уже под Кенигсбергом, полагаю – с часу на час начнется штурм. Война вами проиграна, господин полковник. – Да, надо уметь смотреть правде в глаза. Хотя, когда солдаты вермахта стояли под Москвой, вы не думали сдаваться. – Сейчас иная ситуация. Через месяц-два война будет закончена, Германия капитулирует. Вам отвечать за жизни солдат, если вы не надумаете сдаться. – Раненым будет оказана помощь? – Обязательно. – Что будет с фольксштурмом? Поверьте, там подростки и пожилые люди. – Пусть сложат оружие. После проверки нашими органами всех их распустят по домам. Мы с детьми и стариками не воюем, если они не совершили военных преступлений. – Мне тяжело говорить, но я как старший офицер гарнизона принимаю условия советской стороны. В двенадцать часов все военнослужащие, подчиненные мне, выйдут сюда же и сложат оружие. – Я ваше решение передам своему командованию, – кивнул майор. Козырнув друг другу, офицеры разошлись. По прибытии к своим к майору подошли командиры. – Доложите, майор, итоги. – Сдаются. В двенадцать часов они выйдут через пролом и сложат оружие. – Это же сколько бойцов теперь нужно, чтобы отконвоировать их в тыл? – Зато без кровопролития обошлось. К площади подтянули пехоту. Да и будут ли немцы при сдаче оружия устраивать перестрелку? Если возникнет такое желание, два танка, вставшие на виду, быстро отобьют его. На броне «Т-34» сидели танкисты. Известие о сдаче гарнизона быстро пронеслось среди наших бойцов. К двенадцати часам по периметру площади была выстроена цепь из пехотинцев и морпехов. Из пролома показались первые немецкие солдаты. Они шли боязливо, опасались, что русские сразу их расстреляют. У пролома стояли наши офицеры, среди них Игорь увидел Чалого. Солдаты вермахта бросали на землю оружие, снимали пояса с кобурами. У некоторых из них были гранаты. Куча оружия росла на глазах. Потом появились раненые. Кого вели под руки, других несли на одеялах, кусках брезента. Раненых сразу отводили и относили в сторону. Потом показалась малочисленная группа офицеров, но оберста среди них не было. За солдатами пошел фольксштурм. У подростков отбирали оружие и тут же выгоняли с площадки. – Век! (Прочь!) Подростки не верили своим ушам. Их отпускают русские, те самые русские, которыми их пугали! Они уходили, боязливо втянув головы в плечи и оглядываясь. Пожилых фольксштурмовцев отводили в сторону, отдельно от солдат. Юридически фольксштурм не солдаты, и под конвенцию о военнопленных они не подпадают. Вышли все, поток сдающихся иссяк. Майор оглядывался по сторонам, явно кого-то высматривая, потом подозвал Игоря: – Оберста не вижу. Спроси у немецких офицеров, где он? Неужели каким-то тайным ходом скрылся? Игорь направился к офицерам. – Мое командование спрашивает, где оберст фон Шенхаузен? Офицеры переглянулись. Они явно знали, но говорить не хотели. – Не слышу ответа! – повысил голос Игорь. Вперед выступил обер-лейтенант: – Господин полковник застрелился. Приказал нам капитулировать, указал место и время, а потом пустил себе пулю в висок. Игорь был ошеломлен. Зачем? Любая война рано или поздно кончается, и военнопленных отпускают по домам. Ну, посидел бы какое-то время в лагере, но потом вернулся бы к семье… Игорь подошел к Скоблику и передал ему сообщение обер-лейтенанта. Майор был удивлен: – Старый служака! В отличие от многих имеет представление об офицерской чести. Ты лейтенанта этого не спросил – он сам видел? – Никак нет, не сообразил. Не думал, что оберст покончит жизнь самоубийством. – Зови своего немца, пойдем смотреть. Игорь привел обер-лейтенанта – майор сказал, что хочет лично видеть труп оберста. За ними увязался старший лейтенант из контрразведки, второго отдела. Полковник и в самом деле был найден мертвым. В правом виске – огнестрельная рана, рядом валялся табельный пистолет. «Смершевец» сказал Игорю: – Веди сюда солдат. Надо похоронить его, все же человек, не собака. – Разрешите офицера взять, он своих солдат знает. – Валяй! Когда вышли из дома, в котором застрелился оберст, Игорь сказал: – Отберите четырех физически крепких солдат с саперными лопатками – у кого они сохранились. Надо оберста похоронить. – Я не знаю, где кладбище. – Вы католик? – Да, а какое это имеет значение? – Тогда должны знать, что самоубийц на кладбище не хоронят. По Библии – грех это. От удивления офицер остановился: – Вы же большевик, разве вы читали Библию? – Каждый культурный человек, даже неверующий, должен прочитать Библию хотя бы один раз. Подберем место здесь, на территории завода. Наше командование отдает должное разумности вашего оберста. Откажись он от нашего предложения – и все те солдаты и фольксштурм вместе с ними сейчас уже мертвыми лежали бы. Вы лучше подумайте, в чем оберста хоронить будете? Он же боевой офицер, человек чести. – Чести? – Обер-лейтенант снова остановился. – Большевикам знакомо понятие чести? – По-вашему, я похож на варвара? Вот я говорю по-немецки не хуже вас, а вы русского не знаете. – В Германии считали, что арийцам не надо знать язык покоренных народов. – Бесполезный разговор. Пройдет пять лет, вас выпустят из лагеря, и вы вернетесь домой, к семье. А ситуация за это время изменится кардинально. Нацизм осудят, и вы будете изгоями в своей стране. |