Онлайн книга «Единственные»
|
Голос был помирающий. Илона обернулась – в дверях стояла Оля. – Илонка, сделай что-нибудь, мне на первую пару нельзя опаздывать… – Олька, ты совсем никакая. Иди лучше спать. – Нельзя. Я же говорю – первая пара, эта сволочь Грязюка… Так студентки прозвали преподавательницу, которая с годами окончательно перестала следить за собой. Но характер у нее был злобный, и потому на ее лекциях и семинарах группа сидела в полном составе, кое-кому даже удавалось сделать умное лицо. – Холодный душ, что ли? – Илона посмотрела на тело в ванной. – А это куда девать? – Это – что? – Юрка. – Ой, мамочки… Илонка, растолкай его! Ты же видишь – я еле двигаюсь! – Пойдем, я тебе термоядерный кофе сварю. – Кофе не поможет… Илонка, сделай с ним что-нибудь! Илона пошла искать Рому и нашла его на ковре – пятеро человек мужского пола спали по стойке смирно, как солдаты на параде. Рома не хотел просыпаться. Все перебрали – и он перебрал, та Илона, которая ему снилась, не имела ничего общего с руками, которые его трясли и тормошили. Наконец он кое-как очухался, выполз и утвердился на ногах. Вдвоем они вынули из ванны Юрку, оттащили его на освободившееся место, уложили на ковер. Потом повыбрасывали из ванны куртки с полотенцами, и тогда выяснилось, что пропала Оля. Нашлась она в спальне, в открытом шкафу – сидела в нем, выставив голые ноги, и спала. Так кончилась попытка найти подходящее для лекций платье. – Ромка, ставь чайник, готовь кофе, я ее сейчас вытащу, – сказала Илона, но переоценила свои возможности. Ей не удалось поставить подружку на ноги. Тогда Ромка принес кружку холодной воды и стал брызгать на Олю. – Я встала, я уже встала, – забормотала Оля. На кухне она выпила полчашки крепчайшего кофе, и Илона повела ее в ванную. Ромка был отправлен на улицу – ловить такси. Наконец Олю отправили в институт и сели перевести дух. – Слушай, их же всех нужно разбудить, им же всем нужно на работу… – пробормотал Ромка. – А сегодня у нас что? С трудом вспомнили – суббота. И стали хохотать, как ненормальные. Потом Рома проводил Илону домой. Мать в субботу вставала поздно, и он не знал, что лучше: чтобы Илона пришла, пока мать спит, или чтобы они вошли вместе, когда мать уже возится на кухне, и Илона сказала: – Мама, знакомься, это Рома. Когда-то же это должно было случиться. Вышло ни то, ни се. Илона, попрощавшись, вошла, Рома остался на лестнице – он мог проводить до самой двери, но не мог ломиться в квартиру, куда не приглашали. Он постоял немного, потом еще немного, потом спустился на пролет и сел на подоконник. Очень не хотелось уходить. Судя по тому, что Илона все еще в квартире, обошлось без скандала – а лучше бы скандал, тогда можно было бы увести Илону к себе. Скандал был – но беззвучный. Мать, жарившая себе яичницу, посмотрела на дочь и покачала головой. Она не знала, что тут можно предпринять. Дочь уже не девушка – угрозой похода к гинекологу ее не проймешь. Слово «шлюха» прозвучало несколько раз и стало уныло-привычным. Если дать пощечину – то дочь развернется и уйдет, уйдет туда, где пила и лежала со своими мужчинами – слова «хахаль» мать не любила. Или, что еще хуже, пойдет к отцу и предложит ему поселиться вместе. Мать знала, что муж живет в общежитии комбината. Начальство пошло ему навстречу: сперва, сбежав, он сразу вселился в комнату на четыре койки, потом перебрался в двухместную, делил ее с очень приличным парнем, молодым специалистом. А потом удалось договориться и насчет отдельной комнатки. Все это делалось в обход правил, потому что у мужа есть законная жилплощадь и прописка. Но его, оказывается, там, на комбинате, уважают и ценят. Если они с блудной дочерью договорятся, и встанет вопрос об официальном разводе и размене квартиры, комбинатские юристы найдут способ выселить ее, мать, в комнатушку коммуналки. Что бы ни вытворила дочь, квартиру нужно сохранить… Рома сидел на подоконнике и ждал. Просидел час, не меньше. И тогда лишь побрел домой. В сущности, все складывалось не так уж плохо – ведь они с Илоной подружились. Иван Дмитриевич, пожалуй, это одобрил бы… а давно ведь он не навещал старика… Напевая «Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро…», Рома пошел звонить Ивану Дмитриевичу. Тот, стараясь до последнего быть самостоятельным, отказался съезжаться с семьей сына. Вот была бы дочь – другое дело, а обременять собой невестку он упрямо не желал. Рома предложил принести с базара картошки, лука, яблок, то есть – кило пятнадцать продуктов. Иван Дмитриевич не отказался. Но вот Ромкины достижения он уничтожил одним словом: – Подружка! И объяснил ошарашенному Роме: – Ты делаешь все, чтобы она в тебе видела не мужчину, а подружку, дурень. Лучше бы ты ее ущипнул за задницу – больше пользы было бы! Она скоро при тебе начнет чулки натягивать. – Колготки, – поправил ошарашенный Рома. – И лифчик застегивать! – А что делать? – Вот теперь уж я не знаю, что делать. Ну, ты, в общем, будь мужчиной… то есть, будь при первом удобном случае! Старик рассмеялся. Видно было, что он своих удобных случаев никогда не упускал. Даже небритое, темное, морщинистое лицо резко помолодело. – Я, правда, уже не знаю, что делать, – Рома вздохнул. – А больше никого нет на примете? – Нет… – Плохо. А ты вот что – ты запишись в какую-нибудь секцию самбо или дзюдо. – Зачем? – Может, человеком станешь. Рома на следующей неделе пошел в отдел спорта и был направлен в новорожденную секцию карате. Она собиралась конспиративно, брали туда после рекомендации, и тренер, велевший называть себя сэнсеем, сказал: – С апреля нашим додзе будет пляж. Он имел в виду – начнутся тренировки на свежем воздухе. Рома честно ходил две недели, пока не понял – отказавшись от алкоголя, он, конечно, сможет сопровождать Илону в компанию, но там над ним будут смеяться. А первая тренировка на пляже кончилась простудой. Причем такой, что пришлось вызывать на дом участковую врачиху и получать бюллетень. Илона со дня на день откладывала подготовку к экзаменам. В конце концов, когда за спиной два курса педагогического, написать сочинение на тему «Образ Павки Корчагина» несложно. Зато в голове у нее складывались настоящие киносценарии. Вот она поступает в институт, вот, уже на вступительных экзаменах, заводит подруг и друзей, вот вместе с ними ходит по знаменитым московским кафе-мороженым, о которых рассказывал Ромка: «Паланга», «Бирюса», «Морозко». А в этих прекрасных заведениях, где полно столичной золотой молодежи, она знакомится с художниками и актерами. А потом находятся люди, знающие Буревого. А потом какой-нибудь молодой гений пишет ее портрет… |