Онлайн книга «Золото Югры»
|
Ватажники, спавшие в трюме, уже не кричали, как было после трех залпов. Повыбило ватажников и затопило. Макар, у которого заледенело сердце, отполз задом к куче амуниции, где они с Хлыстом только что спали. Откопал ружье, проверил заряд. Подсыпал пороху на запальную полку, встал на одно колено и начал чиркать кремнем по железу, стараясь запалить фитильную веревку, примотанную к прикладу ружья. – Ложись! Ложись, суена корова! – заорал ему Хлыст. Макар оглянулся. Высокий англ в капитанской шляпе целился с борта шхуны из ружья. И целился много выше палубы брига. Выцеливал Макара. Старинов упал на влажные немецкие мундиры. Упал, но все шарил и шарил под мундирами, пока не нашел моток сухих запальных фитилей. Вымотал один, чиркнул кресалом. Фитиль схватился гореть. Макар завел конец тлеющего фитиля в фитильную собачку ружья и вскочил на ноги. Со шхуны ударил выстрел. Пуля английского капитана свиркнула повыше левого плеча. Пушки замолчали. Возле них закопошились сразу по три матроса. Что-то там случилось с пушками. Макар навел ружье на англа и спустил собачку. Ружье бухнуло неожиданно громко, приклад ружья сильно толкнул Макара в ключицу. Англ подпрыгнул – шляпа слетела с головы за борт шхуны – и резнулся лицом вниз, о палубу. Макара ударило в плечо, развернуло. Со шхуны пальнул еще один стрелок, с перевязанным левым глазом. Макар упал, тут же ощупал плечо. Плечо болело, но не кровавило. Мало пороха сыпанул стрелок. Хлыст погрозил Макару кулаком и начал махать ладонью туда, вниз по течению. Со шхуны теперь били и пушки и ружья. Макар пополз к Хлысту. Тот непонятно крикнул: – Подбили под хоботы пушек клинья! Ходу отсюда, ходу! Быстро вскочил, согнулся пополам и побежал в сторону, по берегу. Макар отмахнулся, встал на одно колено, сыпанул в дуло ружья пороху и загнал кусок свинца – пулю. Над головой звонко зашелестело, и позади Старинова начала комками подскакивать земля. Англы задрали вверх стволы пушек и били теперь по краю берега. Макар согнулся навроде Хлыста и побежал в его сторону. Сзади него треснуло дерево, раздались злые крики англичан. Старинов обернулся на бегу, споткнулся о корень, хряснулся плашмя о землю. Бессильно матюгнулся. По-над берегом, мимо него, стыдно лежащего, проплывало большое полотнище английского флага, привязанного к верхушке мачты. К Макару подполз Хлыст: – Не разбился? – Пока живой… – Англы, вон, поперли дальше, собаки… А ты ловко свалил ихнего капитана… Макар еще полежал чутка, потом поднялся. Сразу увидел, что шхуна заворачивает в очередной завиток. В него, стоящего, опять выстрелили. Пуля не долетела. Внизу, там, где стоял их бриг, теперь торчала из воды только мачта. Парус мокрел в воде, да болтался на веревке обрубок шлюпки, привязанный к утопшей уже корме. – Лучше бы пуля долетела, – сказал Макар, опустился на землю и стал бить кулаком по земле: – Дурак, дурак, дурак! – Ватаман! Кончай злобу гнать в землю! Она тут при чем? – спросил голос сзади. Это подошел сильно хромающий Бывалый Сенька, весь мокрый, весь в глине. Сообщил: – Внизу ворочается Молодший Ерошка. Пошли его вытащим. Ерошку вытащили на веревках. Он сильно ударился о берег и только стонал. Вокруг него до половины намотался стяг с ликом Спасителя. – Гли-кось! Не сам намотался стяг, а Ерошка его так намотал. Спасал, значит! – прокряхтел Бывалый Сенька. – Надо бы костер запалить, чего-то пожевать, согреться… – Да башкой тебя в костер! – вдруг заорал Макар. – Англы ушли! Англы ушли! – От же, убивается ватаман, – очень тихо, со спокойной злобой сказал Бывалый Сенька, – от же убивается по малой беде. Ну, сегодня ушли, завтра спымаем… Хлыст, а, Хлыст! Ты всех живей, собери дров, запали костер… В домовину, гробину твою кутак! Собери костер живей! Хлыст вскочил и молча пошел от берега, иногда нагибаясь за палками. Вдруг бросил палки и кинулся бежать назад, к своим. Тут же от далекого леса послышался лай собак и непонятные людские выкрики. И собак и людей, по звукам, приближалось многое множество. * * * Застреленного русским капитана Пекни матросы засунули ногами в один крупнотканый мешок для сухарей, второй мешок надели с головы. Обмотали сверток веревками, привязали к ногам еще один мешок, с балластными булыгами. Положили поперек низкого борта шхуны узкую доску, какая нашлась. На доску примостили тело. Подрагивая головой, к похоронному свертку подошел капитан Ричардсон. Его поддерживал под руку падре Винченто. – Молитву читай! – приказал Ричардсон. Винченто повернулся и побежал на корму, в каюту, искать молитвенник. Молитвенник не находился. Падре вспотел и стал сызнова переворачивать вещи в своем сундуке. Ричардсон громко помянул Богородицу в непотребном виде. Одноглазый боцман протиснулся через толпу матросов к доске, громко и отчетливо запел: «Христос, да возрадуйся! К тебе идет человече святый, безгрешный…» Капитан Ричардсон снова дико покраснел глазами. Шагнул к доске, оттолкнул плотника, держащего край доски. И доска, и сверток с телом мигом плюхнулись в воду. Серый сверток почему-то поплыл по течению реки, погруженный лишь до половины. Матросы закрестились, зашептали молитвы. Тут сверток с трупом будто кто дернул снизу, со дна. Он тут же скрылся под водой. Падре Винченто как был, одетый, лег на кровать и завернулся в одеяло. У него, чего уже давно не было, закружилась голова и к горлу комком подобралась тошнота. – Всем дать по кружке рома! – крикнул капитан Ричардсон. – Пить ром во славу Англии! Матросы крикнули вразнобой: «Слава»! Один за другим потянулись в трюмный люк. На корме остались капитан Ричардсон и боцман Булт. – Ты ром не пей, – велел боцману капитан. – Будешь теперь все время рядом. Держать меня будешь, а то немного шатает. Устал я от долгого плаванья. Паруса шхуны громко хлопнули. То не ветер переменился, то река Обь снова сделала изуверский, гибельный поворот. * * * Макар Старинов стоял и без участия души, пусто смотрел на широкую линию собачьих свор, несущихся на людей, стоящих на берегу. Концы злой линии начали загибаться, охватывая четверых ватажников в полукруг. – Лоси здесь откель? – спросил Хлыст, осматривая курок своего большого, тяжелого пистолета. – То не лоси, олени, – ответил ему Бывалый Сенька, ухвативший покрепче рукоять широкого ножа. Оленная четверка бежала поперед собачьих свор. Макар уже различил, что олени взяты в упряжь. Удивился той упряжи, что тащила вроде как широкие, длинные санки. |