Онлайн книга «Волчья стая»
|
Но люди-то как раз и не попадались – как и следы присутствия человека. Шурф, оставшийся далеко позади, остался единственным напоминанием о человечестве. А в общем, было даже интересно – разнообразная таежная живность, ручейки с прохладной вкуснейшей водой, заросли малины. Если бы не ежеминутный страх за свою жизнь, если бы не жуткое напряжение… …На избушку наткнулись ближе к вечеру, когда солнце уже касалось верхушек деревьев, но было еще довольно тепло. Она стояла в удобном месте, у широкого ручья, образовавшего совсем рядом с крылечком крохотную заводь. Неказистая, с единственным застекленным окном, но крепко сбитая. Через ручей перекинуто широкое бревно, к нему с одной стороны даже приколочены грубо сработанные перильца. – Все, – сказала Ника, присев на крылечко и блаженно вытянув ноги. – Я сегодня уже никуда не иду. Ночь скоро, а тут такие хоромы… Эмиль после некоторого раздумья хмуро кивнул, прошел в избушку. Недолго повозился там, стукнул чем-то тяжелым, вышел, присел рядом с Никой и достал сигареты: – Обеднел народ. Раньше в таких избушечках и крупа лежала, и прочие макароны. Можно было супчик изобрести – печка там есть, – да вот заправить нечем… – Всухомятку проживем, – легкомысленно сказала Ника. – Как ты думаешь, долго нам еще брести? – До самой смерти, Марковна, до самой смерти… – ухмыльнулся Эмиль. – Ну, индо еще побредем… И оба вполне весело рассмеялись. На Вадима, как и прежде, никакого внимания. Ни взгляда в его сторону, ни словечка. «Ну и прекрасно, – мысленно порадовался он». – Делайте все, что можете, дорогие мои, чтобы и вы для меня, когда придет в р е м я, стали некими абстрактными мишенями…» Ника вдруг вскочила, подошла к маленькой заводи – довольно глубокой яме с чистейшей водой – осторожно попробовала ее пальцем: – Слушай, а вода-то теплая! – Ничего странного, за день прогрелась. – Давай купаться? – Все равно одежда грязная… – Зато мы будем чистыми. Нет, давай купаться? И, не дожидаясь ответа, сбросила одежду, соскользнула в воду. Отчаянно взвизгнула, притихла, стала плескаться. Невольно Вадим уставился на нее с вполне определенными мыслями – она была сейчас чертовски красива, развеселившаяся, в прозрачнейшей воде, сибирская русалочка, гурия – и наткнулся на хмурый, враждебный взгляд Эмиля, смотревшего так, словно он и был законным собственником, а Вадим – наглым сторонним посягателем, вожделевшим без всякой взаимности. Если и были все же сомнения насчет планов Эмиля на его счет, сейчас, после т а к о г о взгляда исподлобья, сомнения растаяли. Он стал для них лишним. И Эмиль твердо решил его прикончить… – Иди сюда! – позвала Ника. Покосившись на Вадима, Эмиль принялся раздеваться. Однако оба ножа забрал с собой, воткнул их в бережок под водой. Встал на кромке, голый, аки Адам – эта сучка без малейшего смущения пялилась на него снизу – бросил Вадиму: – Ты бы погулял в окрестностях? А то двигай в Шантарск своим ходом? – Куда ему… – звонко рассмеялась Ника. – Вадик, погулял бы ты, в самом деле… Пялишься, даже неудобно… Никак она не могла оказаться в курсе Эмилевых планов, не было у них времени такое обсуждать, но вслед за Эмилем стала относиться к «третьему лишнему», как к дерьму последнему. Это уже и не злило, но заставило трезво, холодно подумать: еще пара дней, и д о з р е е т, стерва, спокойно будет смотреть, как Эмиль его режет… Он встал, побрел в избушку, где не оказалось ничего интересного – неказистые прочные нары, где могут вольготно разместиться человек с полдюжины, такой же стол, нехитрая утварь, печка. Сторожко косясь на дверь, прислушиваясь, извлек наган, проверил. Точно, Синий стрелял трижды. Три гильзы пахнут пороховой тухлятиной, капсюли пробиты. Четыре патрона в его распоряжении – хватит с лихвой, может, еще и останется… Нет, п о с л е наган нужно выкинуть, останутся патроны или нет… Вышел на крылечко, глянул в ту сторону. Двое самозабвенно целовались, стоя по пояс в прозрачной воде, так вкусно, так отрешенно вцепились друг в друга, что скулы сводило от лютой ненависти. Вылезли из воды, когда уже ощутимо потемнело. Ничуть не стесняясь свидетеля, стояли на бережку, как Адам и Ева до грехопадения, держась за руки, смахивая воду свободными ладонями. – Пошел бы ополоснулся. Воняешь, как не знаю кто, – бросил Эмиль. – Не вижу смысла, – лениво отозвался Вадим. – Все равно потом в грязные штаны влезать… – А давай в грязное только завтра влезем? – повернулась Ника к Эмилю, накинула на голое тело новехонький пятнистый бушлат и, отставив локти, пробежала к избушке. Эмиль пошел следом, мимоходом кинув Вадиму: – Чтобы я тебя в избе не видел. В сенях сиди, козел. Уяснил? – А если охотники придут? – с равнодушным видом поинтересовался Вадим. – Те, чья избушка? – Тогда гавкай вместо собаки, – отмахнулся Эмиль и скрылся в избушке. Вадим откровенно ухмыльнулся. Удалось мягко и ненавязчиво заронить в сознание Эмиля незатейливую истину… Иными словами – выторговать себе жизнь на сегодняшнюю ночь. Не решится убивать этой ночью, тварь. Будет помнить о фразочке насчет охотников – а вдруг и в самом деле придут хозяева избушки, наткнутся на свеженький труп? Кто может предугадать заранее, придут они или нет? Есть еще извилины в башке… Он не стал входить в единственную здешнюю комнатушку, сел в углу, в крохотных сенях, стараясь не производить шума. Еще выставят под открытое небо, ночью там будет неуютно… Зато супружница с бывшим другом нисколько не стеснялись. Эмиль, оказалось, во время кухонного грабежа успел запихать в карман плоскую бутылку «Реми Мартин», и сейчас они там старались расположить на столе свои нехитрые припасы так, чтобы получился красивый достархан. До Вадима долетало каждое слово, каждый смешок – расположились-то в трех шагах от него. Он замер в своем углу, временами курил, пряча сигарету в ладони – никогда еще не оказывался в столь глупом и унизительном положении, но на рожон не попрешь. Вскоре, после нескольких изрядных глотков, приглушенных смешков и откровенной возни, скрипнули нары. Бесшумно встав, Вадим заглянул в комнатушку, залитую белым лунным сиянием. Тела переплелись на подстеленных бушлатах, в уши, в мозг прямо-таки ввинчивались удовлетворенные стоны, оханье, все сопутствующие звуки, он узнавал каждое движение Ники, каждый поцелуй, каждый стон и перемену позы. Все это было знакомо настолько, что появилось дурацкое ощущение, будто он вдруг раздвоился и теперь их двое, один лежит на распростертой Нике, впившись в ее губы, глубоко проникая резкими толчками, другой таращится, не узнавая двойника… Он отпрянул, когда Ника простонала особенно громко, тягуче, расслабленно замерла. Достал наган, прижавшись к стене, положил указательный палец на спусковой крючок. «Оргазм, говоришь, сучка несчастная?» – ярко вспыхнуло во взбудораженном мозгу. |