Книга Звезда Одессы, страница 11 – Герман Кох

Я уставился на Петера, но его лицо уже расплывалось в моих глазах. Мне вспомнилась тетя Анс. Тетя Анс раньше делала уборку в доме моих родителей; она не любила слова «домработница», поэтому мама называла ее «помощница по хозяйству». Я снова услышал ее крик, перекрывающий шум пылесоса, — мол, надо допить молоко. «Фре-ед, допей молоко…» Когда я приходил из школы, она всегда давала мне яблоко и стакан молока, но после съеденного яблока молоко отдавало смесью ржавого металла и солоноватой воды из пруда, где давным-давно не водилось никакой живности.

Я разлил всем «Московской». Водка струйками выплескивалась через края бокалов на паркетный пол.

— У нас с недавнего времени служит марокканка, — сказал я.

Воцарилось молчание.

— Носит или не носит? — спросил наконец шурин.

Я посмотрел на него.

— «Носит или не носит», — повторил я его слова, но уже без вопросительной интонации, не желая демонстрировать, что я не понял вопроса.

Шурин залпом опрокинул свой бокал, рыгнул и вытер губы тыльной стороной руки.

— Носит она платок или нет? — сказал он.

И в ту же секунду раздался звонок. Это был необычный звонок: он длился очень долго, будто звонили уже два раза, а мы не услышали.

— Я уж думал, ты никогда не откроешь, — крикнул Макс с нижней площадки, когда я высунул голову через входную дверь.

Позади него, на улице, стояли еще двое. Мужчина и женщина; что женщина не Сильвия, я увидел сразу, даже в полутьме. Сильвия, со своим ростом, возвышалась бы над Максом на целую голову. А вот мужчина был гораздо выше их обоих. Волосы у него были острижены так коротко, что в свете уличных фонарей блестел белый череп.

— Я прихватил друзей, — сообщил Макс, когда они поднялись.

В проеме входной двери мужчине с блестящим черепом пришлось нагнуться при входе в прихожую, но он сделал это так плавно, словно привык, что в домах человеческих масштабов надо нагибаться; одновременно он протянул мне руку.

— Ришард, — представился он.

Я ожидал железной хватки, рукопожатия, от которого слезы брызнут из глаз, но рука у Ришарда оказалась теплой и мягкой, почти девичьей. Как и Макс, он был одет в черную рубашку навыпуск. Позднее я слышал и его фамилию — Х., — но, думаю, раза два-три, не больше.

Женщина оказалась брюнеткой с короткой стрижкой; она носила колечко в пупке и еще одно — под нижней губой.

— Это Галя, — сказал Макс. — Можешь говорить все, что заблагорассудится, она тебя все равно не поймет.

Он подмигнул.

— Галя такая тварь, — сказал он. — Все силы заберет.

Он обнял ее рукой за талию, его пальцы быстро скользнули по колечку в ее пупке.

— Все они в Одессе мечтают только об одном: готовить и мыть посуду таким мужчинам, как ты и я. Поди разберись.

Улыбнувшись Максу, Галя выпятила губы. Макс сделал то же самое и поцеловал ее.

— Это из-за курса рубля, — сказал он, — или из-за Чернобыля. Или whatever. [11]

Только сейчас я заметил, что Макс пьян; его повело в сторону, и ему пришлось ухватиться за дверной косяк, чтобы не упасть. У Гали были такие глаза и губы, ради которых любой мужчина оставил бы жену и детей, чтобы отправиться за ней хоть на край света.

— Милый мальчик, к сожалению, у меня нет для тебя подарка, — сказал Макс. — Все делалось немного впопыхах. Если бы пищалка не сработала, мы бы тут не стояли. Simple as that. [12]

Я вопросительно смотрел на него. Тем временем Ришард Х. прошел мимо меня и вошел в гостиную. Макс засучил рукав рубашки и постучал по стеклу своих наручных часов.

— Они всегда пищат, когда что-то есть, — сказал он. — Мы ужинали в Аудеркерке. Но раз у моего старого школьного друга Фреда день рождения, мы и к нему пойдем. Подарок за мной. Правда-правда, точно.

— Да ничего, — сказал я. — Что вы хотите выпить? Есть водка.

При слове «водка» глаза у Гали вспыхнули, как у домашнего животного, услышавшего, что открывается дверь холодильника.

Потом мы стояли на балконе и любовались видом на сад. Из колонок гремела «Californication» группы Red Hot Chili Peppers. Ришард Х. танцевал с моей женой. Где-то дальше, в глубине гостиной, небольшая группа, в которую точно входили Петер Брюггинк, Хюго Ландграф и мой шурин, собралась вокруг Гали. Там усиленно жестикулировали и непрерывно громко смеялись. Галя пила водку из стакана для воды.

При виде Ришарда Х., вошедшего в сопровождении Гали и Макса Г., гости испуганно замолчали. Мягко говоря, пришедшие явно не вписывались в компанию. Если оставить в стороне рост и прическу Ришарда Х., причиной была, думаю, прежде всего их одежда. Те, кто входил в мой тогдашний круг друзей, изо всех сил старались выглядеть как можно проще: футболки с датами турне поп-групп, рубашки унылой расцветки, джинсы, кроссовки… А Макс и Ришард, в своих дорогих, хоть и повседневных, черных рубашках, с многофункциональными часами на хромированных браслетах — для подводного спорта или альпинизма, — казалось, не испытывали никакого неудобства, выставляя на всеобщее обозрение свое несомненное богатство.

Возможно, главное заключалось как раз в этой заметности: люди из моего тогдашнего дружеского круга изо всех сил старались скрыть, кем они являются в действительности, — оснащенные галстуками и рубашками наемные работники на предприятиях, готовых хоть каждый день заменять их другими наемными работниками в рубашках и при галстуках, — а Макс Г. и Ришард Х. не придавали никакого значения тому, как в одежде отражается размер их доходов, хотя, наверное, предпочли бы, чтобы никто не допытывался об источнике этих доходов.

— Приятный район, — сказал Макс, беря палочку для размешивания и проталкивая кружок лимона на дно бокала с кампари. — Очень своеобразный, со всеми этими низенькими домиками. По-настоящему нестандартный.

Он закурил сигарету и стал смотреть вниз, на сад, озаренный в это ночное время только светом моего праздника.

Вообще-то, каковы обитатели, таков и район. Ватерграфсмер был подобием района Амстердам-Юг, только в джинсах. Снаружи все дома выглядели более или менее одинаково, а при ближайшем рассмотрении оказывались клетками для всех тех неудачников, которым был недоступен Амстердам-Юг. Можно сколько угодно разглагольствовать о преимуществах Ватерграфсмера — широкие тротуары, тишина, «приятный» смешанный состав населения… обширные сады! — Юг манил на горизонте, словно мираж, который рассеивался без следа, стоило только мысленно допустить, что ты в гробу видал все эти широкие тротуары и тишину, а особенно — смешанный состав населения.

Макс прищурил глаза, вглядываясь в темноту.

— Ну, сады здесь просто гигантские, — сказал он. — А кто живет там?