
Онлайн книга «Сокол против кречета»
– Погоди, Покляп. Или ты впрямь запамятовал, что отец Анастасий в молитве сказывал? – Да не до молитвы мне ныне, – отмахнулся тот. – А ты вспомни, – посоветовал Смага. – И избави нас от лукавого, а от монгола вас князь избавит, коему поверить надобно. Правда, имени его священник не называл, но у нас в детинце других князей теперь и нет. – Как же я могу ему верить, когда своими гляделками видал, как он… – возмутился Покляп, но Смага тут же перебил его: – А я не видал. Да и на кой ляд нам в свару вступать, когда вот он, пред нами. Пусть сам скажет, яко оно было. Рассказ Святозара был недолог, и восприняли его по-разному. Покляп откровенно не поверил – это было написано на его лице, Смага чесал в затылке, а вот молчаливый Кужель негромко произнес: – Помнится, у нас в селище баба одна, чтоб мужика в соблазн ввести, настоем его опоила. Ведунья ей совет такой дала. Сказывала, влей ложку в чашку хмельного меда. Тогда он уснет, а наутро нипочем не вспомнит, что вечером творил. Ты же скажи, что он пред иконами клялся в женки тебя взять, ну и всякое прочее. Баба же решила для пущей надежности две ложки влить. Так мужик не уснул, а куролесить учал. – Не зря говорят в народе – блажит, будто белены объелся, – заметил Коскарь. – Во-во, – подтвердил Кужель. – Так-то он тихий – мухи не обидит, а тут такие чудеса вытворял, что опосля, когда проснулся поутру, пред всем селищем на коленях ползал. Бабке Разлате он крышу снес, а… – Погоди, – остановил его Смага. – Ты толкуешь, что и князя… того… – Ну да, – простодушно подтвердил Кужель. – Ежели можно опоить, то чего бы и не накормить. – И предположил, сам того не зная, угодив в точку: – Не иначе как колдун какой постарался. Нехристи с кем угодно дружбу сведут, лишь бы по-ихнему вышло. Да и то взять – бояться-то им нечего, все равно креста на груди нет, так что, как ни крути – гореть им всем в геенне огненной. Смага задумчиво поглядел на Святозара: – А ты что молчишь, княже? Нешто и впрямь не ведал, что творил? – Не ведал, – сумрачно подтвердил тот. – А и впрямь могет быть, – неожиданно пошел на попятную Покляп. – Ну, в сговор с басурманами вступить, из-за корысти там, али просто из страху – одно, но чтоб смеяться, глядя, как те крещеный народ изничтожают, – тут даже не душегубцем надо быть, а и вовсе разума лишиться. Да ведь он не просто смеялся – закатывался весь, ажио за живот хватался. Не-ет, тут без колдовского зелья и вправду не обошлось. – К тому же сейчас-то мне на что пред вами хитрить? – ободрившись, заметил Святозар. – Чтоб на погибель привести? Так будь я и впрямь Иудой, подошел бы к тому же темнику да и попросил бы, чтоб он всех изрубить повелел. – Тоже верно, – согласился Смага. – Тогда сказывай, чего удумал. И князь принялся сказывать. План его был такой. Ближе к вечеру они меняются. Только пусть объяснят суть дела тем, кого присылают на смену, чтоб не надо было ничего им растолковывать. Святозар в это время сходит в церковь и заберет у отца Анастасия ножи и прочее, что тот ему даст. К середине ночи монголы-охранники непременно захотят спать. И Святозар, и прочие, не сговариваясь, дружно обернулись и посмотрели на терпеливо стоящего вдали коридора басурманина, который безмятежно болтал со своим товарищем. – Лечь – не лягут, но бдить будут не так, – продолжал князь. – Хотя они и сейчас вон никакого подвоха не ждут. После этого мы все незаметно поднимаемся наверх, к своим. Отпираем дверь, выпускаем народ и бегом к церкви. – А раненых? – строго спросил Смага. – Кто легко – сам пойдет, ну а о прочих озаботиться надо. Пускай самые крепкие им подсобят. – Двое встать не смогут, – задумчиво протянул Кужель. – Попробуем нести, – предложил Святозар. – Своих бросать негоже. – А тебя ведь и впрямь опоили, – заметил Смага. – Иуда такого нипочем бы не сказал. Ладно, излагай далее. – К княжичу Николаю не пойдем, – после легкой запинки произнес князь, пояснив: – Далече он, чуть ли не на другом конце детинца. Да и охраны там не меньше десятка. – А может, пробьемся? Как же мы его бросим?! – возмутился Покляп. – Попытаться можно было бы, если бы он здоров был, – вздохнул Святозар. – А он недвижим вовсе. К тому же раны у него худые – уже и огневица приключилась. Не жилец мой братанич. День-два, от силы – три, и все. Говорить бы мог – сам отказался бы. Хотя если тихо пройти не выйдет, то двоим можно будет туда податься, чтобы поганых от остальных отвлечь. – Верная смерть, – произнес Смага. – Зато остальные спасутся, – возразил Святозар. – Одного вы выбирайте, а я сам вторым пойду. – Ты – князь. Тебе людей за собой вести, а не под стрелы кидаться, – возразил Смага. – На мне – вина, – не согласился Святозар. – Невольная вина, – поправил Кужель. – Какая бы ни была, а все едино – вина, – упрямо заявил Святозар. – О том не думай, – посоветовал Смага. – Ты об ином мысли – о тех, кого спасти надобно. То же самое повторил князю и отец Анастасий, когда Святозара под охраной четырех монголов отвели в церковь. Бурунчи поначалу хотел отказать ему в этом, но Святозар был непреклонен: – Помолюсь, и работать легче будет. Да и люди мои все равно наверх ушли. – И посоветовал: – Ты сам проследи, чтоб их накормили как следует. С голодухи-то какая работа, а они и так больше половины сделали. Услышав про это, темник сразу смягчился и отпустил князя. Священник успел все продумать для передачи оружия. Покрыв голову князя платом, он незаметно сунул под него руку, и Святозар быстро извлек из широкого рукава ризы три ножа и сверток со звездочками, метать которые в свое время учил его сам Николка Торопыга. Давно, правда, это было, лет семь назад, но князь надеялся, что рука должна вспомнить старые уроки. – Если шум услышишь – никого не дожидайся, – предупредил Святозар священника. – Значит, обнаружили нас. Уходи один. – Негоже бросать-то, – возразил отец Анастасий. – А кто память о нас до государя донесет? Кто мое имя пред отцом и Русью очистит, ежели мне погибнуть доведется? – строго спросил князь. Тут-то священник и повторил слова Смаги. Слово в слово. На что князь сурово заметил: – Я согласен. В первую голову надлежит думать о том, как людей спасти, но во вторую… Я, отче, вот чего умыслил. Когда мы наверх уйдем, в большой огневой фитиль зажженный оставим, а дверь подопрем. Ежели нам удастся пройти к храму – славно, а нет – тоже не беда. Там такая куча пороха, что от всего Яика ничего не останется. Потому я тебе и говорю – как почуешь, что прошло время нашей удачи, – уходи, а то боюсь, что и ход засыплет. Здесь все едино – никому уцелеть не удастся. Понял ли? А теперь отпусти мне, коли возможно, грехи мои, как вольные, так и невольные. Но последние особо, ибо они самые тяжкие, – слабо улыбнулся князь. |