
Онлайн книга «Обретая любовь»
– Любопытно узнать, Чарли, – продолжил судья, буравя обвиняемого взглядом. – А как ты попал во Францию? – Во Францию? – переспросил Чарли и, не удержавшись, рыгнул. – Никогда там не был. И не собираюсь. Я всю ночь пропьянствовал и не годился для путешествий. – Вы обязаны отвечать на вопросы, заданные его честью, – строго сказал секретарь. Чарли устремил затуманенный взор в сторону судейской кафедры. – Я не отправлюсь во Францию ни за какие деньги. Секретарь был явно удручен проявлением непочтительности к суду, но самого судью происходящее, похоже, забавляло. В конце концов, когда уже казалось, что Чарли одерживает верх, сэр Гриффин поднялся и сошел вниз, на ходу подворачивая широкие рукава своей бархатной мантии. Секретарь уже не пытался повлиять на Чарли, который, повесив голову, бормотал что-то себе под нос. – Эй, ты! – окликнул судья, приблизившись к подсудимому. Чарли вскочил. В голосе сэра Гриффина было нечто такое, что быстро вывело его из транса. – А?.. Что?.. – Может, желаешь, чтобы я отправил тебя в нокаут до самого понедельника? – Нет-нет, – поспешил отказаться Чарли. – Тогда отвечай, черт возьми, почему ты оказался в суде по ложному обвинению! Чарли уткнулся взглядом в пол. – Я должен был охранять те бочонки, – пробормотал он. – За восемь шиллингов в ночь. Сэр Гриффин вернулся в свое кресло. – Итак, – произнес он. – Подсудимый меняет показания. Имел место тайный сговор, и он невиновен в контрабанде. Кто же тебя впутал в это дело, Чарли? Последовала пауза. Секретарь быстро приблизился к подсудимому и толкнул его в спину. Чарли пребывал в замешательстве. Сэр Гриффин подался вперед, и на его лице отразилось неподдельное раздражение. – Фоллик, ты уже в одиннадцатый раз предстаешь здесь передо мной за последние четыре года. – Так много?.. Не может быть, – усомнился Чарли, выглядящий довольно напуганным. – Моя жена родила вчера ребенка. Быть может, ты думаешь, мне очень хочется торчать здесь и дышать перегаром, которым прет у тебя изо рта? Чарли помотал головой. – Дети плачут ночи напролет, – задумчиво проговорил судья. – Фоллик, я знаю, как было дело. Твои дружки уговорили тебя взять всю вину на себя, поскольку, охраняя бочонки, ты напился и позволил себя сцапать. – Я сделал лишь пару глотков, – возразил Чарли. – И ты согласился, потому что в тюрьме чувствуешь себя вполне вольготно, ведь так? Я слышал, жена надсмотрщика делает неплохую выпечку. – Что верно, то верно, – подтвердил Чарли. – Итак… – Судья стукнул по столу молотком. – Подсудимый приговаривается к четырем дням исправительных работ, но не за контрабанду алкоголя, чего он не совершал, а за то, что отнимал у меня время ради перспективы полакомиться пирожками. Эти четыре дня он проведет в приюте для найденышей, где сделает основательную приборку, после чего будет качать детей. Весь день. И бо́льшую часть ночи. Ну а спать он сможет в кладовке. Чарли взглянул на судью с трагическим выражением лица. – Ваша честь, не наказывайте меня так! – взмолился он. Секретарь слегка ткнул его своей тростью. – Давай иди, Фоллик. Ты же знаешь, его честь никогда не меняет принятого решения. – Почему твои ночи должны быть спокойнее, чем мои? – проговорил судья. После чего снял мантию, отдал ее секретарю и без лишних церемоний покинул зал. – Это какой-то абсурд, – пробормотал начинающий адвокат Эдвин Хауэлл. – Вопиющее нарушение надлежащей процедуры. Он угрожал подсудимому. И приговорил его к исправительным работам, хотя тот невиновен… или, по крайней мере, виновен частично. Да и сами исправительные работы… Я никогда о таком не слышал. Кладовка в качестве тюремной камеры! – Да уж, – проговорил Калвин Флориан. – Однако насколько я знаю, жена надсмотрщика поставляет свою выпечку и на постоялый двор, где мы остановились, поэтому предлагаю удалиться отсюда и уже там продолжить обсуждение всех тонкостей отправления английского правосудия на местах. Тем временем на улице Гриффин с некоторым напряжением забирался в свою карету. В последние дни поврежденная нога начинала ныть только тогда, когда он был очень уставшим. А сейчас он пребывал именно в таком состоянии. При рождении их маленький Фред приветствовал этот мир громким криком и с того момента продолжал кричать практически беспрестанно. Когда Гриффин приехал домой, к Фреду присоединилась и его сестра Софи, которая тоже плакала. Не спали также и Аластер с Колином. Спокойно посапывала лишь Маргарет. Заглянув в детскую, Гриффин обнаружил там свою несчастную жену, имевшую вид человека, нуждающегося в срочном спасении. Он взял Фреда на руки, уложил его в колыбель и, как ни странно, тот почти сразу же уснул. Нянюшка приняла на себя заботу о Софи, Аластер вместе с Лидди ушел на кухню пить молоко, а Гриффин обнял измотанную жену и повел ее вниз по склону к реке. Там они просидели около часа, просто глядя на воду и не обращая внимания на доносящийся из дома шум. Висящая в небе луна превратила водную гладь в мерцающее серебряное блюдо. Гриффин думал, что, возможно, в мире нет ничего приятнее, чем держать на коленях собственную жену, уткнувшись подбородком в ее волосы и ощущая грудью ее дыхание. Затем к ним прибежал Колин, прихватив с собой новорожденного братца, закутанного в розовое одеяльце. Фиби поднялась, взяла у него вновь расплакавшегося Фреда и, устроившись с ним в другом кресле, стала кормить младенца грудью. Судя по аппетиту, тот намеревался стать великаном. Колин меж тем доверчиво прильнул к плечу отца. – Хорошо, что ты догадался принести сюда Фреда, – похвалил Гриффин, приобнимая его. – Молодец. – Иначе было нельзя, – отозвался юный пират. – Мужчина должен поступать так, как и надлежит поступать мужчине. Фред рыгнул, и Колин сморщился. – Может, он хоть завтра наконец уснет? Такое впечатление, что он вообще никогда не спит. – Возможно, – сказал Гриффин, любуясь женой, ее светлыми волосами и контуром щеки, между тем как она нашептывала что-то их новорожденному сыну. – Может, хоть теперь вы перестанете плодить детей? – со вздохом спросил Колин. – Ведь нас уже пятеро. Этого вполне достаточно. Сердце Гриффина переполнялось ощущением тихого счастья. Все эти годы, находясь в море, он искал приключений, рискуя жизнью и заигрывая со смертью. Он полагал, что проявляет таким образом свою мужественность, но что такое быть настоящим мужчиной, ему стало понятно лишь по возвращении домой. |