Онлайн книга «Фунт плоти»
|
Она достала из сумки все, что требовалось для занятий, и аккуратно разложила на столе, словно выстроила дополнительный барьер между собой и Картером. Эта ее привычка к совершенству и порядку нравилась ему и в то же время сильно раздражала. – Образец аккуратности, – пробормотал Картер, упираясь ладонями в край стола. Персик снова полезла в сумку. Теперь она достала оттуда пачку «Мальборо», которую тут же бросила Картеру. – Замолчите, ученик, – игриво сказала она. Довольный Картер тут же вскрыл пачку и взял сигарету: – Слушаюсь, мэм! Закурив, он с наслаждением затянулся. Персик снова передвинула стул и села рядом с ним. На этот раз Картер получше владел собой, и все равно при виде ее скрещенных ног его мгновенно обдало горячей волной желания. У нее были потрясающие ноги: красивой формы и, главное, не костлявые. Там тоже было за что подержаться, по чему проехаться губами. А если обвить эти ножки вокруг его… – Итак, пьеса, которой мы сегодня займемся, – это «Венецианский купец», – сказала Персик, пододвигая к Картеру книгу. – Думаю, содержание вам знакомо. Расскажите мне о ней, – попросила она, подпирая щеку ладонью. Картер подался чуть ближе: – Действие пьесы происходит в Италии. Шекспир писал ее как комедию, хотя многие исследователи его творчества считают «Венецианского купца» трагедией, учитывая испытания, выпадающие на долю главного героя, которого зовут Шейлок. – Картер взял книгу и стал перелистывать страницы. – Кто такой Шейлок? – Ростовщик, которого угораздило родиться евреем среди христиан. А во времена Шекспира этот мир отличался гораздо меньшей терпимостью. Так что не повезло парню. – Думаю, что да, – засмеялась Персик. – Мне интересны ваши рассуждения. Но почему вы называете пьесу трагедией? Что трагического вы видите в образе Шейлока? – Из-за его религии Шейлока считают злодеем. – Ошибаетесь, – возразила Персик. – Злодеем его считают не из-за иудейской религии, а из-за его безжалостного обращения с должниками. – Не согласен! – Палец Картера уперся в самую середину раскрытой книги. – Когда люди брали у него деньги, они же знали, что долг нужно возвращать. Так что все по-честному. – Да? А требовать вместо монет фунт плоти, отрезанной от тела живого человека, – это честно? Картер выдохнул. Она и не представляла, с какой точностью ее слова относились к нему и к его жизни. – Его должники должны были оценивать свои возможности. Не можешь заплатить долг, нечего брать деньги. Тем более – клятвы давать. Глаза Картера скользили по прядке, скрывавшей левую щеку Персика. Он забыл ощущение ее волос у себя между пальцами и теперь очень хотел вспомнить. – Конечно, требование расплатиться куском собственного мяса звучит жутко, – продолжал Картер. – Но унижения и поношения, которые постоянно сыпались на Шейлока из-за его религии, еще более жутки. Те, кто его окружает, издеваются над иудейской религией, а его требование фунта плоти лишь подхлестывает их. Похоже, в тогдашней Италии, невзирая на эпоху Возрождения, хватало ограниченных придурков. Шейлок для них – что дикарь. Странно, как его еще не обвинили в людоедстве… – Вы так много знаете о долгах? – Персик пристально смотрела на Картера. – Знаю. А вы? – Я знаю, что́ такое дать слово другому человеку, – помолчав, ответила Персик. Ее взгляд остановился на странице, где Шейлок произносил свой самый постыдный монолог. – И я знаю, что́ такое сдержать данное слово, поскольку другого выбора у тебя нет. Твоя любовь к тому человеку так велика, что для тебя было бы трагедией не выполнить обещанное. Вот тогда все и произошло. Картер не удержался. Его тело перестало подчиняться разуму. Оно отчаянно захотело ее коснуться. Сейчас его Персик сидела такая грустная. Рука Картера медленно потянулась к ее прядке и откинула за ухо. Сам он едва дышал, когда его пальцы коснулись нежной кожи за ее ухом, а потом скользнули к подбородку. Охранник возле двери выразительно кашлянул. Персик моментально отпрянула, выпрямилась, потом провела рукой там, где только что были пальцы Картера. А Картер тер пальцы о бедро, стараясь унять жар, оставшийся после прикосновения. – Я… а, черт… – промямлил он и потянулся за очередной сигаретой. – Я не должен был этого делать. Простите. – Закурив, он сделал три быстрых затяжки. – Просто вы… Просто я увидел, что вам совсем грустно и… Простите. Я не должен был… Ему всего лишь хотелось, чтобы ей стало лучше. Может, он надеялся, что она улыбнется. – Картер, – сказала она, опуская руку ему на плечо. Он дернулся. Дымящаяся сигарета закачалась между губами. Он не знал, какие слова сейчас услышит. – Картер, все нормально, – слегка улыбнулась она. – Я ценю вашу заботу. Спасибо. – Да, – заморгал Картер. – Да… Не за что… Отлично. Персик одобрительно сжала ему плечо и пододвинула книгу: – Продолжим? Картер застонал, растирая ладонями щеки. – Продолжим, Персик. Будем дальше разбирать хитросплетения шекспировского сюжета. – Персик? – переспросила она, вздернув подбородок. – Вы не первый раз меня так называете. Откуда вы взяли это имя? Картера охватила паника. – Я… Это… – Пальцы теребили сигаретную пачку. – Сам не знаю. А что? Вам неприятно? – Нет. Мне просто любопытно. Картер затянулся, не щадя свои легкие. – Если хотите, я буду называть вас как положено: мисс Лейн. Несколько секунд она обдумывала его слова. – Нет, – наконец сказала она. – Меня обычно называют Кэт, но вы можете звать меня Персиком… при одном условии. – И что за условие? – лукаво улыбнулся Картер. Персик сложила руки и подвигала телом. Правильнее сказать, покачала своими потрясающими сиськами. – Если я смогу называть вас Уэсом. Картер уставился на нее. М-да. Никогда еще его имя не звучало так нежно… так приятно. – Я это… Я не знаю. В смысле, меня так только Джек зовет, – запинаясь, проговорил он, давя в пепельнице окурок. – Я не… Черт! Ну как рассказать ей про свою ненависть к этому имени? История, почему ему противно собственное имя, была давней, а мысли о ней всегда вгоняли Картера в депрессию. – Хорошо. Я поняла. Вам почему-то не нравится ваше имя. Такое бывает. Пусть будет Картер, – согласилась она, дотрагиваясь до его правой лопатки. – А может, и мне назвать вас каким-нибудь фруктом? Как насчет Киви? Картер не подозревал, что умеет так громко и искренне смеяться. Персик засмеялась вместе с ним. Смех преображал ее, делая еще красивее. Лицо начинало светиться, а глаза щурились и превращались в узенькие щелочки. Картер сидел, как загипнотизированный. |