Онлайн книга «Эхо войны»
|
– В чем дело? – спросил мой отец, изменившись в лице. Женщины принялись что-то объяснять, но говорили все разом, поэтому было очень шумно, и ничего нельзя было понять. Отец сначала пытался расслышать, что они говорят, но потом не выдержал и крикнул: – Молчать! Встать! Ну-ка, Ксения, говори ты. Ксения показалась мне старше всех. Все приутихли, и она чуть вышла вперед: – Петр Федорович, спаси, помоги. Помоги нашим сиротам. – В чем дело? – Петр Федорович, ведь наши мужья с тобой воевали. Петр Федорович, ведь наши мужья по твоему приказу шли на пулеметы, выполняя твои приказы, погибали. Спаси ихних деток, помилуй. – В чем дело, я спрашиваю? – Петр Федорович, тебя не было, а тут нам личный досмотр устроили. – Как это? Кто? – Твой зам нас всех заставлял раздеваться, зерно искал и нашел у некоторых в рейтузах, в лифчиках. На всех бумагу составил, милицию вызвал. Ты знаешь, что нам грозит… Ты знаешь, что наши дети помрут с голоду. Ты знаешь, что нечего жрать, ты знаешь, что наши дети пухнут от голода! И опять женщины упали на колени. – Петр Федорович, помилуй! Сделай что-нибудь. У отца задергалась щека, он рукой зажал ее, такого выражения лица я никогда у него не видел. – Встать!! – крикнул он вновь. Они встали, сбились все как-то в один уголочек, прижались друг к другу, лица у всех испуганные… – Идите. Они повернулись, вжали головы в плечи и тихонько вышли все гурьбой. Отец схватил телефон и кому-то позвонил. – Срочно ко мне!! Зашел военный мужчина, поздоровался. – В чем дело? – Командир, я ничего не мог сделать. – Рассказывай. – Устроил здесь досмотр женщин. Выискал у некоторых в нижнем белье зерно. Вот документы. – Вань… – Петр Федорович, ничего не мог сделать, единственное, я их еще не зарегистрировал, ждал вас, командир, что скажешь. – Ваня… – Командир, если прикажешь, я готов. – Нет, Ваня. Эта гнида сама сделает. Иди, будь у себя. Он опять позвонил, еще кричал в трубку. Потом зашел довольно молодой мужчина, я его часто видел, он назывался замом отца. Неожиданно мой отец начал говорить с ним такими словами, каких я от него ни разу не слышал. Бывало, мы с мальчишками игрались, кто какие матерные слова знает, но из уст моего отца… Я от удивления раскрыл рот. Когда отец на минуту замолчал, тот тип говорит: – Я не позволю воровать государственное зерно разным всяким. Отец побагровел от гнева. Мне казалось, он сейчас его задушит, бросится на него и разорвет голыми руками. Но он сдержался, и я услышал: – Ты гнида. Ты живешь только потому, что их мужья грудью заслоняли тебя, что их мужья погибли, чтобы спасти тебя, гниду. А ты, ты же знаешь, что их дети помрут, если они эту горсть зерна не унесут. – Это воровство, а за воровство надо в тюрьму сажать. – Ты – гнида. После тех слов, которые папа говорил до этого, называть его гнидой – это звучало почти ласково. – Сегодня же заберешь все бумаги. – Я не могу этого сделать. – Если ты этого не сделаешь, ты не доживешь до утра. Папа сказал это таким твердым и мощным голосом, что у меня по спине пробежали мурашки. Зам повернулся и ушел. Отец взял трубку и снова набрал чей-то номер. – Оставайся. Сколько нужно, столько и оставайся на месте. Отец занялся делами. Приходили люди с бумагами, он читал, иногда подписывал, иногда делал замечания. Часто звонил телефон, он отвечал. Потом отец вспомнил обо мне. Я сидел в углу, сжавшись от испуга. Он взял меня за руку: – Ты ничего не слышал. – Нет, не слышал. Я был сильно напуган. – Пойдем домой. Мы только вышли за проходную, а там опять те же женщины, сбившиеся в стайку, смотрят на отца. Отец только перешагнул порог, как они опять упали на колени. У отца задергалась щека. – Встаньте, прошу вас, встаньте. Все, что от меня зависит, я сделаю. Встаньте и идите домой. Они нехотя поднялись и плотно прижались друг к другу. Отец быстро пошел вперед, тащил меня за руку. Я обернулся, а женщины все так же стояли, сбившись в кучку. Мы пришли домой. Мать, увидев отца, чуть не выронила из рук вязание. – Петь, что случилось? – Ничего. Отец полез в шкаф, открыл дверку, ключ от которой был только у него, достал пистолет, обойму, патроны. Затем сел, разобрал пистолет, протер, смазал. В обойму вставил патроны – они всегда отдельно у него лежали. Я ожидал, что он сейчас наденет кобуру как всегда, но в этот раз он этого не сделал. Взял пистолет, засунул за пояс, прикрыл свитером, набросил куртку… – Ты вернешься? – спросила испуганная мать. – Обязательно. Прошло много времени, я не спал. Наконец, я услышал звуки – отец пришел. Мама тоже сидела на кухне, вязала носки; горела керосиновая лампа, чуть притушенная. – Уладил? – Да. Все уладил. Я вышел и спросил: – Пап, он доживет до утра? Отец посмотрел на меня и улыбнулся. – Конечно, я ему просто мозги вправил. Они у него немножко пошатнулись, а я ему вправил. Иди спать, не волнуйся. Мне это событие врезалось в память. Потом на следующий день один из охранников, который любил купаться в Кубани, вдруг утонул, зацепился за корягу и не смог выплыть. …Прошли годы, и как-то раз я случайно встретил одного человека, который напомнил мне об этой истории. В те страшные годы, 46–47-е, люди голодали, есть было совсем нечего. С войны из мужчин почти никто не вернулся. Остались одни женщины и дети. Работали они тогда на спиртзаводе. Лопатили зерно, чтобы оно не горело Это была самая тяжелая, пыльная и грязная работа. После работы иногда охранники проверяли, чтобы женщины не воровали зерно. И вот однажды в отсутствие моего отца его заместитель, считавший себя начальником, решил проверить, не прячут ли женщины зерно в рейтузах и лифчиках. Все охранники отказались от такой проверки, но один все-таки согласился – вызвался, чтобы «протрусить». Это было позорище: заставляли женщин раздеться до нижнего белья, проверяли, нет ли зерна. Охранник выискивал у них спрятанные зерна. У восьми женщин нашел по горсти пшеницы, были составлены документы, потом вызван следователь. |