Онлайн книга «Найти себя»
Если только ничего не случится. Хотя тут уж как карта выпадет. И ведь как в воду глядел. И впрямь выпала карта, да такая загадочная, что и не поймешь, то ли козырный валет, то ли простая семерка... Глава 11
Невероятные приключения двух англичан на Руси
Впрочем, выпала нам эта загадочная карта позже, уже в самом Невеле, до которого было идти и идти. Однако в дороге больше ничего особого не случилось. Просьбу быть с Алехой построже Марья Петровна в скором времени забыла, принявшись ласково выспрашивать того, как он ухитрился выжить, коли даже родителей не имел. Алеха мой наказ помнил лучше, потому отделывался, как было велено, односложными ответами, а если пытался говорить развернуто, то получалось у него не ахти – все время вылезали «неправильные» слова, которых в этом времени еще не существовало. Время от времени он осекался, поймав укоризненный взгляд своего нового начальника, испуганно прерывался на полуслове, пока наконец не сообразил пожаловаться Марье на голову, которая с голодухи, дескать, вообще ничего не соображает, вот и лезет что ни попадя. Намек был понятен, но привал не делали – устроили трапезу прямо на ходу. – А сбылось мое заклятие,– пояснила Марья Петровна,– услыхал-таки меня Авось. Даже подсобить сподобился. Эвон яко оно славно вышло,– кивнула она на сосредоточенно жующего Алеху. – Точно,– подтвердил я, подумав, что кое-кто в нашем трио, наверное, усомнился бы, если б не был столь увлечен едой. «Хотя нет,– тут же возразил я себе,– сегодня удача этому детдомовцу и впрямь улыбнулась. Не будь меня, и пропал бы парень, как пить дать пропал бы». После трапезы зашагали еще быстрее, с тревогой поглядывая на темнеющее небо, но опасения были напрасны, успели вовремя, хотя и впритык – еще бы чуть-чуть, и городские ворота закрылись бы на ночь. Более того, бог Авось расщедрился на довесок, и почти у самого города мы натолкнулись на большой торговый поезд из Пскова, а после недолгих расспросов выяснили, что это именно тот самый, которого я ждал в лесу. Однако утренний выезд вновь задерживался. На сей раз причина была в тяжелобольном, которого хворым привезли еще во Псков, там вроде бы поставили на ноги, но едва двинулись в дальнейший путь, как к утру третьего дня ему вновь стало худо. На сей раз болезнь вернулась куда с большей силой, обрушившись на молодого иностранца со всей страшной мощью. Пожилой лекарь, который сопровождал больного, метался от купца к купцу, умоляя обождать всего один день и суля златые горы, причем не от своего имени, но упоминая царя всея Руси. Те отнекивались, торопясь в Москву, а старшой, носивший схожее с моим имя Федул, снизойдя к мольбам, откровенно пояснил лекарю: – У тебя, милок, такое же и во Пскове было, когда ты просил денек обождать. Ладно, обождали, а что вышло? Да ничегошеньки. Ныне сызнова молишь. Ну, положим, сызнова обождем. День – он дорогого стоит, но пускай, а что дале? Сам ведаешь, что к завтрему он здрав не станет. Уж коль мне, купцу, оное видать, так тебе и вовсе. А тады на кой ляд тянуть? Ты бы лучше искал, кто тебе для него домовину состругает, у меня глаз на таковское наметанный, отсель зрю, чем кончится. Услыхав все это, я с любопытством покосился в сторону понуро отошедшего лекаря, после чего поинтересовался у Федула: – А кого он везет? Неужто и впрямь столь важного, коль не боится от имени царя золото обещать? – Да учителя аглицкого государь для своего сына, царевича Федора Борисовича, выписал,– нехотя пояснил Федул.– Ква... Кве... Квит какой-то. – Может, Квинт? – уточнил я. – Один ляд, хотя, скорее всего, да, он самый и есть,– согласился на удивление худощавый для купца, даже тощий Федул.– Он к нам ишшо с Новгороду пристал – там торг худой был, цену нестоящую давали, ну мы тут с братом Пятаком обмыслили, как да что, и решили во Псков катить. А тут ентот лекарь и приблудился со своим Квинтом. Эх, кабы мы ведали, что он еще на корабле занемог да в Колмогорах [29] чуть ли не полмесяца отлеживался, нешто согласились бы взять. Опять же не к кому-нибудь, а к самому царевичу. Ладноть, взяли. А ему по дороге все хужее да хужее. Но до Пскова кой-как доехал. Пока торговались, тот, с усами, сызнова за лечбу принялся. Вроде полегшало. И тож Христом-богом молил, чтоб обгодили чуток. И что вышло? А таперь сызнова за свое. А он весь горячий, никого уж не зрит, лопочет чтой-то на своем. Какой там день?! Он и за три седмицы не оздоровеет. По всему видать: не жилец.– И, повернувшись назад, крикнул: – Тронули, что ли?! – Погоди с троганьем,– остановил я его, всей шкурой ощущая ласковое, еле слышное прикосновение удачи – учитель к царевичу, шутка ли, если получится поставить его на ноги, то тут крылись такие радужные перспективы, что... Нет, неожиданно возникшую возможность упускать ни в коем случае нельзя. Хотя, если верить купцу, парень все равно умирает... Если верить... А если нет... А если... – Чего еще? – недовольно отозвался Федул. – У меня тут знахарка славная. Все травы ей ведомы. Пусть поглядит. Авось на погляд времени много не надо, а вдруг человека спасет. – И так уж припозднились,– неуверенно произнес купец. – А ты про то, что христианин, только в церкви вспоминаешь, когда поклоны бьешь? – ехидно осведомился я.– Там ведь душа христианская помирает, и речь не о серебре и даже не о дне идет – об одном часе. – Во Христа я верую,– обиделся Федул. – Тогда,– отчеканил я,– вспомни, что в Библии сказано: «Вера без дел мертва есть». И коль ты такой малости болезному не уделишь, стало быть, мертва твоя вера! – Да я что же, нешто не понимаю,– сконфузился купец,– чай, и крест на груди ношу, и нищих... у церкви... всякий раз... Но я уже не слушал его, припустившись к своим саням, где позади угрюмого возчика сидела тепло укутанная Марья. – Эй, как там тебя,– окликнул я по пути лекаря. Тот обернулся. – Сейчас к больному пойдем и глянем вместе, как он и что. Погоди, я один момент! Авось залатаем хворь. Оптимизм в ореоле ярких радужных брызг сверкающей надежды овевал мое разгоряченное лицо... Целых двадцать минут овевал. До того момента, пока мы не увидели болезного. Однако диагноз, который поставила Марья, оказался неутешителен. – Не жилец,– буркнула она. – Ты не ошиблась? – переспросил я. Та в ответ возмущенно сверкнула глазами. – Тут тебе любой скажет тако же. Глякось, яко носок у его заострился. Опять же синь смертная на всем лике. Ежели хошь, даже поведаю, егда он богу душу отдаст. К завтрему, на рассвете. Хотя, можа, и в ночь,– задумчиво поправилась она,– у его силов-то вовсе нетути, чтоб с костлявой бой учинить, потому могет и поране вознестись. Так что тут не я нужна, а поп. |