Книга Живи! Разговор с самоубийцей, страница 38 – Дмитрий Семеник

Я очень советую людям, ищущим ответ на данный вопрос, читать русских классиков: Толстого, Достоевского, Чехова и др., кото­рые рассматривают многие животрепещущие проблемы. Иногда их мнение ошибочно, как у Льва Толстого, который сам искал, но так и не нашел подлинного смысла жизни, и все его герои проходят через те же ошибки, которые совершал он сам, но они с ясностью показыва­ют пути, не приводящие к истине.

Помню, я пытался найти смысл жизни на разных направлениях. Одно время мне казалось, что он неразрывно связан с перехо­дом из жизни в смерть, что жить надо таким образом, чтобы не страшно было умереть. Ведь иногда думаешь: надо поступать так и так, но потом вдруг пронзит мысль: а если при этом умереть? И смерть страшила...

Когда-то я занимался литературным творчеством, писал стихи, как мне казалось, достаточно хорошие; мне прочили большое будущее в литературе, и я видел смысл в творчестве, в стихах, но понимал, что это не может быть главным, что это прекрасно, но есть нечто высшее, большее.

Тогда я был абсолютно неверующим че­ловеком, хотя и осознавал, что Создатель есть, но Богом я Его не называл — Высший Разум, Природа, Дух...

И вот как-то со мной случилось то, что всегда вспоминается с волнением. Я гулял по лесу и пытался сочинить стихотворение. У меня всегда в кармане были ручка и блокно­тик.

Вдруг я ощутил какой-то необъяснимый прилив любви. Я увидел ползущую букашку и вдруг почувствовал, что очень люблю ее. Я переживал совершенно непонятное мне умиление, жалость: вот эта маленькая букашечка, она живая. И любовь усиливалась, я начинал любить все.

Такое состояние я никогда не испыты­вал. Хотелось объясниться в любви каждому человеку, и каждой травке, и листочку, и солнцу, и небу... Все, на что я только ни гля­дел, переполняло меня такой любовью — ко всему мирозданию, ко всей природе, ко всем людям.

И я впервые подумал о смерти не как о чем-то страшном. Нет, я ее не хотел, но по­нимал, что это так неважно, это не помешает мне быть счастливым, и даже если бы кто-нибудь мне сейчас сказал: «А что, если сию минуту ты умрешь?», - я бы ответил: «Ну и ладно».

Это показалось мне настолько незначительным по сравнению со всем тем, что про­исходило, я знал: ничто не изменится отто­го, что я умру: и букашка будет ползти, и солнце светить... И я все это так люблю, до полного самозабвения.

Я растворился всей душой в этой люб­ви и подумал, что вот он, смысл жизни,— в том, чтобы любить.

Через некоторое время я вернулся в свое обычное состояние. Но я уже пережил этот опыт, и смысл жизни мне был открыт: если ты научишься любить все вокруг, если в тебе не останется ничего, кроме любви, то это и есть состоявшаяся жизнь, это и есть счастье. Ког­да ты пребываешь в этом состоянии, ничто не помешает тебе быть счастливым, никакая по­теря, никакие лишения. Теперь, я думал, все просто: надо сознательно работать над тем, чтобы прийти к такому состоянию, которое от­крылось мне.

Конечно, моя ошибка была в том, что я не вспомнил в тот момент о Боге. Теперь я убежден, что это было Его посещение. Го­сподь как бы явился мне, не назвав Себя по имени. Но позже, когда я прочитал, что Бог есть любовь и пребывающий в любви пре­бывает в Боге (1 Ин. 4:8, 16), понял, что это была реальная встреча с Ним.

Вторая ошибка заключалась в том, что я тогда думал, будто можно самому достичь со­стояния любви ко всем. А это невозможно, по­тому что любовь — это огонь. Бог и есть огонь (см. Евр. 12:29). А мы имеем дрова.

Наша задача - заготовить дрова, просу­шить их как следует, и просить, и ждать этого огня. И когда этот огонь придет, в нем сгорит любая тоска, любое уныние, любая печаль.

Не случайно Святой Дух сошел на апо­столов в виде огненных языков. Это очень яр­кий образ. Они верили в Бога, видели Христа, им уже многое открылось, но пока еще у них не было сил для всеобъемлющей любви, для требуемой самоотдачи. И вот на них сошли огненные языки — и все изменилось...

Можно дать несколько ответов на вопрос о смысле жизни, которые, на первый взгляд, могут показаться разными. Но это только на первый взгляд.

Один, самый простой ответ: смысл — в спасении. Спасение — понятие, противопо­ложное гибели. И, раз уж мы ведем разговор о самоубийцах, придется сказать очень жесткие слова. Самоубийц гораздо больше, чем тех, кто наложил на себя руки.

Я убежден: человек, прожигающий свою жизнь или поглощенный суетными заботами, делает медленно тоже самое, что другие дела­ют быстро.

Мы живем в тленном мире, более того - изначально приходим в этот мир как суще­ства, которым когда-то придется умереть. Для чего воплотился Иисус Христос? Мы называем Его Спасителем. Он приходит, что­бы нас спасти.

Бог, не желая гибели человека, Сам становится Человеком и выводит нас из ги­бельной пропасти. Он, безгрешный, прохо­дит через смерть, Воскресение и вознесение и протягивает руку нам, говоря: «Если вы соединитесь со Мной, то не погибнете».

Но тот, кто живет без Бога, без веры, ко­му не нужен Христос, даже если не помышляет ни о каком самоубийстве, все равно совершает его: ему дана возможность спастись, а он ею не пользуется.

Но думать о спасении может только чело­век, понимающий, что погибает. Кто-то го­ворит: «Зачем Церковь, зачем Бог?» Ему отвечают: «Нам надо спасаться». — «Да я, в общем-то, не погибаю, у меня все хорошо».

Он не понимает, что погибает без Христа. Потому что земная жизнь — мгновение, которое очень быстро пролетает, это только крыльцо, по которому мы должны подняться к двери, открывающей вход в наше подлин­ное бытие.

Это очень трудно представить, но по­смотрите Священное Писание, жития и тво­рения святых, чей опыт об этом свидетель­ствует. Поэтому нельзя думать, будто жизнь начинается в роддоме и заканчивается на кладбище.

Смерть — не более, чем дверь, за которой может начаться нечто такое, что превос­ходит самые высокие наши ожидания, самые великие моменты радости и счастья, испы­танные в этой жизни. Они - слабый-слабый отблеск того света и той радости, которая может открыться после смерти. И наоборот, такая тьма, такая тоска может последовать за ней, по сравнению с которой любая наша здешняя тоска покажется радостью и отдохновением.

И, надеюсь, понятно, куда открывает дверь человек, сам прерывающий свою жизнь. Ему хочется уйти из нее, но это невозможно, ибо при рождении мы становимся наследни­ками вечности.

Как сказал один батюшка в своей книж­ке, «умереть нам не удастся, даже если бы нам очень захотелось». Мы приговорены к вечной жизни.

Другое дело, что она, эта вечность, мо­жет быть радостью и счастьем, а может быть такой, что мы предпочли бы этой вечности абсолютное небытие. Но его нет, и нам нику­да не деться.

Разница в том, будет ли наша жизнь бо­лее высокой или же она окажется погруже­нием в беспросветную тьму.

Второй ответ о цели жизни - цель эта состоит в стяжании благодати Святого Духа.

Эти слова были сказаны еще в древности прп. Макарием Великим и с особой силой повторе­ны прп. Серафимом Саровским в XIX веке.