Онлайн книга «Время и снова время»
– Да нет, я к вам. – Дама смотрела на Стэнтона. – Мне интересно, что вы думаете. Мне тересно, чё вы думате. Какой певучий и сильный говор. Может, она слегка позерствует? Просторечье как-то не вязалось с обликом хорошо одетой дамы, путешествующей первым классом. – Простите, думаю – о чем? – спросил Стэнтон. – Обо мне, разумеется. О чем еще вы думали, как только я сюда села? – Я… эээ… – оторопел Хью. Видный мужчина, не обделенный женским вниманием, даже в двадцать первом веке он не встречал такой обескураживающей прямоты. И уж совсем неожиданно, что в начале двадцатого женщина сама заговаривает с незнакомцем. – Уверяю вас, мисс… – Не надо отпираться и выставлять меня дурой, – перебила дама. – Ну же, будьте мужчиной и сознайтесь. Стэнтон был вконец ошарашен и не сразу нашелся с ответом. – Вряд ли вы поймали мой взгляд, – наконец сказал он. – Значит, все-таки вы меня разглядывали? – Дама нарочито нахмурилась, словно прокурор, ухватившийся за нестыковку в показаниях. – Я этого не говорю. Я сказал: вряд ли вы поймали мой взгляд. Ну же, будьте женщиной и сознайтесь. Дама улыбнулась, в глазах ее прыгали чертики. – Ах, – вздохнула она. – Как раз в этой ипостаси я не очень успешна. – Стало быть, вы признаёте, что не поймали мой взгляд? – Я и не говорила, что поймала его. Я сказала: вы меня разглядывали. Разве нет? Отпираться было бессмысленно. – Ну, может, чуть-чуть. – Тогда вернемся к началу. И что вы думаете? Стэнтон окончательно растерялся. – Ну, я… А как вы узнали, что я смотрю, если не поймали мой взгляд? – Будет вам, мистер… – Стэнтон. – Мистер Стэнтон, одинокой женщине не нужно быть таким уж знатоком человеческой природы, дабы понять, что сидящий напротив одинокий мужчина ее разглядывает. Заметьте, я не говорю, что вы усиленно думали. Возможно, объект вас ничуть не заинтересовал. Либо мелькнула мысль: черт, жаль, она не блондинка в стиле венских красоток. Но что-то вы подумали. На лице ее, обрамленном рыжеватыми прядями, глаза под чуть припухлыми веками сверкали, как два изумруда. – Ладно. Я стал вас разглядывать, едва вы уселись за столик, – сознался Стэнтон. – Что до мыслей, я подумал… хоть это не мое дело… что вы… очень милы. – Мила? – Да. Очень. – Почему же это не ваше дело? По-моему, чудесная мысль. По-мом, чудесн мысь. – Понимаете, дама одна и… – Ну да, вы же не знали, что я никакая не дама. Сказать, о чем я думала? – Хм, было бы любопытно. – Хорошо. Прежде всего я тоже подумала, что вы симпатичный. Но только из-за этого я бы с вами не заговорила. На свете гораздо больше симпатичных мужчин, чем интересных, еще труднее найти человека, кто совмещает эти качества, а встретить такого в долгой поездке, когда он сидит один-одинешенек, это уже небывалое чудо. Кстати, меня зовут Бернадетт Бёрдетт. – Очень рад знакомству, мисс Бёрдетт, – сказал Стэнтон. – Почему вы решили, что я интересный? Она задумчиво сморщила носик. – Ну как, у вас интересное лицо, хотя это обманчиво. В основном, наверное, из-за газет. Человек, который читает на двух языках, не может быть жутким занудой, верно? Тем более военный. Правда, военные не самые умные люди. По крайней мере, этого не скажешь о сослуживцах моего брата. Да и о самом братце тоже. – С чего вы взяли, что я военный? – Я думаю, выправка подсказала. И потом, вы командным тоном потребовали кофе, я слышала. – Слышали? То есть вы… – Да, я тут давно. Сидела в конце вагона. Потом попросила меня пересадить. Стэнтон пытался оценить ситуацию. Что происходит? Она его кадрит, что ли? Неужели в 1914-м женщины клеились к мужчинам? На секунду возникла дикая мысль, что она за ним следила. Таинственная шпионка, знавшая о его миссии. Нет, это невозможно. Наверное, ей просто захотелось поболтать. И он, кстати, не прочь с ней поговорить. – Не возражаете, если я к вам подсяду? – спросил Стэнтон. – Может, вместе пообедаем? – Боюсь, это зависит от результатов проверки. – Какой? – Например, что вы думаете об избирательном праве для женщин? Надо было сразу догадаться. В начале лета 1914 года только одно занимало умы свободомыслящих женщин. – Я никогда не сяду за стол с человеком, который не видит во мне равноправного члена общества. Это мое железное правило. Стэнтон решил подольститься: – Я считаю, что мир, в котором повсеместно женщинам отказывают в избирательном праве… – За исключением славной и замечательной Новой Зеландии, – перебила Бернадетт. – Да, за исключением, как вы говорите, Новой Зеландии… это свихнувшийся, алогичный, неправомерный, слабоумный и глубоко безнравственный мир. Вот мое мнение по вопросу избирательного права для женщин, мисс Бёрдетт. – В таком случае, мы, конечно, отобедаем вместе. И вы меня обяжете, если станете называть Бернадетт. – В конце концов, женщины держат половину неба, [17] – добавил Стэнтон. – Господи, как хорошо вы сказали. – Бернадетт аж поперхнулась. – Ничего прекраснее я не слышала. Тем более от мужчины. Зовите меня Берни. 25
Стэнтон понял, что вовсю флиртует. Иначе зачем приплел цитату из Мао? Он смотрел на Берни Бёрдетт и себе удивлялся. Вот уж не думал, что когда-нибудь вновь будет флиртовать. – Закажем еще кофе? – спросила Берни. – Вы как хотите, а мне уже под завязку. – Под завязку? – не поняла Берни. – Это армейский жаргон. В смысле, больше не хочется. – А-а. Тогда я тоже не буду. Может, выпьем коктейль? Все равно сидим. Нынче коктейли – писк моды, верно? Вам они нравятся? – Да. Нехилая штука. Стэнтон сам расслышал чужеродность фразы, этакого чирея на здоровом лексическом теле двадцатого века. Под завязку, нехилая штука. Чего вдруг он заговорил, как пацан из двадцать первого столетия? – Нехилая штука? – растерянно переспросила Берни. Недоуменная морщинка, прорезавшая лоб, делала ее чертовски милой. – Виноват, опять казарма. Конечно, нравятся. Особенно очень сухие. |