Книга Граница. Таежный роман. Карты, страница 19 – Дмитрий Алейников

Галина еще не успела принять решение, стоит ли заходить в подозрительный сарай сейчас же или вызвать подкрепление, но мужчина распахнул дверь сарая шире и продемонстрировал глаз.

На стене каморки висело огромное круглое зеркало с круглой же дыркой в середине. При всем том зеркало было вогнутым. Мужчина брился, глядя в эту сферу, и потому фрагмент отражения его лица — глаз, который так встревожил Галину, — казался очень большим. Кривое зеркало, как в комнате смеха. Галя засмеялась.

— А что это? — спросила она.

— Зеркало, — тоже улыбнувшись, ответил не-добритый хозяин. — Там, внизу, есть маяк, и это старое зеркало с маяка, гиперболическое. Лучше, чем никакого, а по мне, так и бриться удобнее…

— Здорово, — кивнула Галина, делая шаг в сторону, чтобы увидеть в зеркале и свое отражение.

— Еще бы не здорово. Ты местная?

— Нет. Мы из Москвы.

— Из Москвы? — немного удивился обладатель гиперболического зеркала. — Обычно московские гости по пансионатам отдыхают. Или вы… — Он указал рукой в сторону правой стороны улицы.

— Нет, — поспешно замотала головой Галя. — Мы тут, в сарайчике.

— В сарайчике… — улыбнулся мужчина сквозь мыльную пену. — Значит, не из графьев будете? Такие же пролетарии, как и я?

Галя кивнула, смеясь, потому как с полным правом могла возразить, что они с мамой как раз из графьев, хоть и разорившихся и женившихся на женщинах пролетарского происхождения.

— Тогда заходи в гости. — Мужчина сделал приглашающий жест. — Чай с мармеладом станем пить. Я ведь тоже в некотором смысле москвич.

По здравом разумении, заходить в дома к незнакомым людям не стоило, и Галина твердо помнила это с детства наравне со множеством других правил, указывающих, что говорить, что делать, что думать. И в той, прошлой жизни она нипочем не вошла бы, но теперь что-то изменилось в ней, прежние границы и пределы отступили, размылись, а новые еще не наметились.

Незнакомец жил в еще более тесной каморке, чем они с мамой. Строго говоря, тут и заходить-то было некуда. Кровать, табуретка и тумбочка, служившая, надо понимать, заодно и обеденным столиком, занимали почти всю площадь, оставляя лишь узкий проход вдоль стены. Жилец вынужден был забиваться в этот проход, чтобы побриться, любуясь в замечательное гиперболическое зеркало.

— Садись, землячка, — указал мужчина на табурет, — устраивайся. Тебя, кстати, звать как-нибудь или ты думаешь, что звать тебя некому?

Шутка была чуть сложноватой, громоздкой, и Галина даже не сразу поняла, о чем ее спрашивают, не говоря уж о том, чтобы засмеяться.

— Галя, — ответила она, когда распутала этот узелок.

— Милое дело! — чему-то обрадовался «земляк». — А меня — Валя. Валентин. Можешь звать как угодно, даже дядей Валей, если тебя больно хорошо воспитали. Ты не против, если я добреюсь? Достань пока чайник и мармелад. — Он кивнул на тумбочку. — Только осторожней: горячий!

Галина нагнулась, думая, что это очередная странная шутка, но в тумбочке и впрямь оказались алюминиевый чайник, три кружки и коробка с мармеладом, и от чайника исходил жар.

— Наливай, наливай, — подбодрил хозяин. — Я прямо в чайник завариваю, не возражаешь? Только ложек у меня нет, и сахара тоже не водится. На сахар сбегаются муравьи. У вас в домике есть сахар?

Не далее как вчера Галина мама в очередной раз вытряхивала муравьев из пакета, перекладывая белые кубики на новое место.

— Мармелад не слишком свежий, я его с собой привез, но попробуй на всякий случай, — продолжал Валентин, добриваясь.

— Спасибо.

Мармелад, как и ожидалось, оказался не первой свежести, тягучий, но вкусный.

— Ну, Галина из Москвы, — хлопнул в ладоши Валентин, когда они покончили и с чаем, и с остатками мармелада, — чем же тебя развлечь? Ты, кстати, чего не на море?

— Лестницу градом засыпало.

— А в обход лень пройтись?

— А! — отмахнулась она. — Один день можно и отдохнуть.

— Ну-ну. Судя по твоему загару, один день уж точно можно пропустить. Так чем же тебя развлекать?

— А зачем меня развлекать?

— Ну, как же! Гостей ведь принято развлекать. Ты моя гостья, а я, как гостеприимный хозяин… Хороший тон, короче. Или в Москве за последнее время все изменилось?

— А вы давно из Москвы?

По лицу Валентина пробежала тень.

— Давненько… — Вдруг лицо его просветлело. — Ты фокусы любишь?

— Фокусы? Как в цирке?

— Ну, примерно.

— Люблю.

— Тогда закрой-ка глаза…

Галина добросовестно сомкнула веки, хотя соблазн оставить небольшие щелочки был велик.

— Открой!

Валентин стоял на том же самом месте, в той же позе. И хотя сдвинуться в сторону было проблематично из-за тесноты, Галина все же рассчитывала на какие-то перемены.

— Итак. — Валентин Продемонстрировал своей гостье совершенно пустые руки. Даже растопырил пальцы для наглядности. Правда, делал он это теми самыми по-кошачьи плавными движениями, которыми демонстрируют свои руки цирковые иллюзионисты. Но в отличие от цирка или летней эстрады, где артисты находятся на почтительном расстоянии, а потому стоит усилий рассмотреть, что там у них в руках, не то что заметить метаморфозы, руки Валентина крутились менее чем в метре от носа единственной зрительницы и шельмовать было куда труднее.

Продолжая свои манипуляции, Валентин протрубил губами цирковой марш, хлопнул трижды в ладоши и взял из пачки папиросу. Он повертел ее так и эдак, показывая, что в руках у него обычная «беломорина». Потом поднес папиросу к самому лицу Гали, ловко крутанул между пальцами, резко прихлопнул второй рукой.

От неожиданности Галя даже моргнула. Руки фокусника медленно разошлись в стороны и были совершенно пусты. Папироса исчезла.

Галина посмотрела на пол, на потолок, на майку Валентина: не забросил ли он папиросу каким-нибудь чудом туда? «Беломорина» пропала.

Валентин замер, разведя руки в стороны, и наслаждался произведенным эффектом, созерцая озадаченное лицо своей зрительницы.

— А еще раз? — спросила Галина, так и не найдя ответа.

— Пожалуйста! — Валентин взял вторую папиросу. — Все просят повторить. Это в Московском цирке вы можете обораться и вас не услышат за громом оркестра, но здесь — другое дело. Сколько угодно, пока не кончится пачка!

Он повторил трюк, папироса исчезла. Потом еще одна, еще одна, еще одна. Пачка почти опустела, а Галина так ничего и не поняла. Как он это делает? Несколько раз ей даже удавалось не моргнуть, но это ничего не меняло: «беломорины» бесследно исчезали в руках Валентина.

— Еще два фокуса, — предупредил хозяин, доставая две последние папиросы.