Книга Костры Фламандии, страница 94 – Богдан Сушинский

– Что значит «ваш»?

– Разве вам не известно, что он – воспитанник Львовской иезуитской коллегии? Вам с ним объясняться будет куда легче, нежели со мной.

– Воспитанник иезуитской коллегии, который предал учение Игнация Лойолы – вот кто такой Хмельницкий.

– Именно это поможет ему поднимать на борьбу с поляками тысячи православных украинцев.

– Вряд ли. Известно, что, уже будучи в турецком плену, Хмельницкий не только отрекся от иезуитства, но и вообще от христианства, поскольку перешел в мусульманскую веру? Стоит только кардиналу ордена приказать, и наши агенты по всем городам и селениям разнесут весть о том, что на самом деле гетман Хмельницкий – правоверный магометанин и пытается завести вражду между поляками и украинцами, чтобы таким образом помочь туркам и татарам поработить оба эти народа.

– Коварный замысел, – признал Сирко.

– А разве вам неизвестно, как Хмельницкий поддерживает короля Владислава и его супругу, этих закоренелых иезуитоненавистников?

– Неизвестно, – простецки отрубил полковник, однако настоятель сделал вид, что ничего подобного произнесено не было.

– И как, в плату за это, – продолжил иезуит, – королевская чета возвышает его, видя в Хмельницком опору своего трона в Украине? Нет, господин полковник, в своей поступи к верховной власти претендент на трон Ян-Казимир полагаться будет не на Хмельницкого, а на вас. И еще на нескольких влиятельных казачьих офицеров.

– И на мою вражду с Хмельницким, которую вы с Яном-Казимиром обязательно попытаетесь посеять между нами, – хищно сощурился Сирко, коршуном нависая над приземистым настоятелем монастыря.

– Но-но, – прикрылся тот массивным крестом, словно шитом. – Мы не стремимся к разжиганию вражды между вами. Сейчас это вообще не в наших интересах.

– До поры до времени, – презрительно смерил Сирко настоятеля своим пронизывающим взглядом.

– До поры, – естественно, цинично ухмыльнулся настоятель. И, вновь отвернувшись к камину, глядя в него, словно там горел невидимый Сирко черный огонь иезуитства, добавил: – Мы не желаем, чтобы вражда ваша стала кровной, но в то же время никогда не допустим, чтобы она окончательно угасла.

– Этого вы могли бы и не говорить, – процедил атаман.

– Мог бы, если бы вы сами не желали услышать нечто подобное. Впрочем, сейчас вы должны думать не о каком-то там конфликте с одним из казачьих офицеров. И вообще, у меня появилось опасение, господин Сирко, что Хмельницкий больше не будет вашим соперником: ни во время формирования посольства на сейм, ни в воинской славе. Орден всегда находит возможность усмирять подобных людей.

И полковник отметил про себя, что улыбка, которой настоятель монастыря озарил при этом полковника, могла бы украсить лицо самого закоренелого палача.

– Кто бы в этом усомнился, – проворчал он, – когда речь идет об иезуитах?

– Вы же, полковник, сможете в полной мере ощутить королевскую руку поддержки Яна-Казимира. Именно вы, а не замышляющий восстание вероотступник Хмельницкий.

– Что вы хотите всем этим сказать? – только теперь по-настоящему встревожился Сирко. – Что готовите убийство генерального писаря реестровых казаков?

– Мы всегда ограничиваемся только молитвами, – покачал головой настоятель, ощериваясь в волчьем оскале. – И воздействуем на ход событий только молитвами. Правда, еще иногда проклятиями.

– Ну, цену молитвам и проклятиям иезуитов в Украине знают. И помнить будут веками.

* * *

Иезуит умолк. Сирко тоже молчал. То ли ждал, что он продолжит свою «тронную» речь, то ли просто прикидывал, как бы помягче и в то же время со всей возможной твердостью ответить посланнику Яна-Казимира, пока что пребывающего то ли в Австрии, то ли в Саксонии.

– Передайте престолонаследнику Яну-Казимиру, что казаки поддержат только того претендента, который поклянется не лишать их давних казачьих вольностей, дарованных его предшественниками.

– Уверен, что польский принц сочтет эти требования вполне законными, – оживленно отреагировал иезуит. Сирко пошел на переговоры и даже начал выдвигать свои условия. Разве не ради этого он, настоятель монастыря, прибыл сюда?

– А также того претендента, который о защите южных земель Украины будет заботиться так же, как о защите Варшавы.

– Не является ли священным долгом каждого монарха охранять подвластные ему земли? – еще решительнее поддержал его монах, молитвенно сложив руки у подбородка.

– Но обо всем этом Яну-Казимиру или всякому прочему претенденту предстоит вести переговоры с теми атаманами, которые к моменту созыва элекционного сейма окажутся во главе украинского казачества. Так что все это – потом.

Настоятель недовольно покряхтел, поскольку его всегда раздражала нерешительность людей, с которыми приходилось иметь дело, тем не менее сдержанно прокряхтел:

– Которые окажутся во главе казачества, это понятно…

– А пока что, преподобный, попытайтесь доходчиво объяснить мне как новопостриженному монаху – седьмую заповедь Господнюю: с какой стати иезуитский орден настолько возлюбил Яна-Казимира, что добивается, чтобы на престол взошел именно этот претендент? Только откровенно, откровенно.

Священник удивленно уставился на Сирко. Ему, очевидно, показалось, что полковник вновь решил поиздеваться над ним.

– Вы и в самом деле не понимаете, почему? Неужели вам до сих пор неизвестно, что мы, иезуиты, возвели королевича Яна-Казимира в сан кардинала иезуитского ордена?

– Яна-Казимира – в кардиналы?!

– Что вас так удивляет? Мог ли орден упустить такую возможность – возвести на трон человека, пребывающего под его неусыпным патронатом, благодаря которому, и сам король тоже будет чувствовать себя уверенно и защищенно? То есть мы всего лишь прибегли к тому, к чему обязаны были прибегнуть при данном монархическом раскладе.

– Вот видите, как плохо иметь дело с ничего не смыслящим в политике воякой. Не знать о том, что королевич стал кардиналом иезуитов!

– Наоборот, иногда очень удобно иметь дело именно с таким, «ничего не смыслящим в политике», как вы изволили выразиться, «воякой», – со мстительной вежливостью заметил иезуит. – И мы это всегда очень тонко учитываем.

40

– Господин лейтенант! Господин лейтенант! – стучал кто-то в окно. – Вас требует к себе главнокомандующий!

Не желая возвращаться из того чувственного забытья, в котором он уже несколько минут пребывал, д’Артаньян зарылся пальцами в рассыпанные по всему телу длинные волосы испанки. Но в этом и была его ошибка: испанка, красивая статная девушка, с которой он предпочел бы не расставаться всю жизнь, восприняла его ласки как призыв к еще большему проявлению нежности.

– Извините, господин лейтенант, но это действительно так: главнокомандующий ждет вас, – послышался теперь уже знакомый голос виконта де Мореля. – Я вынужден был сообщить этому гонцу, что вы здесь.