Книга И целой вселенной мало, страница 8 – Евгения Барбуца

Твердой рукой занесла клинок над грудью того, кто занял место, не принадлежащее ему.

Последнее движение – и я навлеку на себя самое страшное проклятие. Ненависть того, ради кого готова умереть.

– Инари, нет! – Его ярость разорвала мне душу.

И, словно в насмешку, его голос слился с грохотом нового взрыва. А я смотрела в глаза, являющиеся точной копией глаз, ради которых я готова была продать душу…

– Да очнись ты! – Меня больно ткнули в бок.

Подобной подлости я не ожидала и, рефлекторно дернувшись, свалилась с дивана.

Прерывистое дыхание, учащенное сердцебиение и мерзкое ощущение холодного пота, ручейками стекающего по спине, напомнили о том, что я так и не возобновила технику блокировки сновидений.

– Ты проснулась? – нависла надо мной белокурая головка.

– Угу, – пробурчала, приводя себя в положение «сидя».

Все тело ломило, в голове царил бардак, а на душе расцветала тоска. Почему именно этот сон? Почему именно сейчас? Наверное, я слишком часто вспоминаю войну, забывая о том, как именно она закончилась.

Как бы сильно я ни бежала от прошлого, как бы остервенело ни отгоняла от себя воспоминания, мне никуда не деться от собственных грехов. Надо признать, за все прожитые стандарты их скопилось немало. И лишь воспоминания о некоторых вызывали почти физическую боль в растерзанном сердце.

– Ты еще долго? – послышалось требовательное сопение над ухом.

Посмотрела на ребенка мутным взглядом, чувствуя, как просыпается зверский голод. Возмущенное бурчание желудка только подтвердило недвусмысленные намеки организма.

– Голодная, да? – посочувствовал ребенок. – На конфетку.

Перед моим носом появилась раскрытая ладошка с конфетой на ней. Почувствовала себя животным, которое пытаются приручить.

Глянув скептически на конфету, потом на девчонку, затем вновь на конфету – быстрым движением забрала лакомство с детской ладошки. Если надо, я и питомцем домашним побуду, лишь бы кормили нормально. В последнее время кишки все чаше скручивал голод, что могло означать лишь одно: я развиваюсь с невероятной скоростью. Даже интересно, как долго это продлится. На каком возрасте я застряну на этот раз? Или то, что со мной происходит, есть процесс самого настоящего старения? Того самого старения с летальным исходом?

Конфета отправилась в рот, расплылась на языке причудливым калейдоскопом ощущений. И совершенно неожиданно мозг вычленил один из знакомых вкусов. И еще один, и еще.

А конфетка-то непростая! Внимательно пригляделась к человеческому детенышу. И кто ж тебя такую маленькую пичкает столь сильными препаратами? Кто ж тебя такую хорошую накачивает запрещенной химией?

Само собой, я не ходячая химическая лаборатория, чтобы определять в продукте то или иное вещество, но слишком уж знакомый вкус у конфетки. Правда, в меня эту дрянь заливали без каких-либо вкусных добавок. Тело вмиг покрылось липкой испариной.

Ох, зря я это вспомнила. Вот и сейчас, как много-много стандартов назад, начала блевать кровью прямо на полу.

– Кхар! – ругнулась, вытирая губы рукавом.

– Фу! – шарахнулась девочка.

– И не говори, – кивнула, чувствуя, как постепенно очищается организм.

Пожалуй, данный случай один из немногих, когда я действительно обрадовалась наличию в своих жилах проклятой крови.

– Надо было раньше сказать, что у тебя аллергия на конфеты, – поморщился ребенок.

Не у меня, а у моей крови, которая не позволяет внешним факторам вмешиваться в окончательно сформированный организм. Ну или почти окончательно, не зря ж меня так на пожрать последние стандарты тянет.

– А ты эти конфеты еще кому-нибудь давала? – поинтересовалась я.

– Ну да, – кивнуло белокурое дитя. – Одному из телохранителей.

– И как? – Я аж вперед подалась.

– Не знаю, – просто ответила моя собеседница. – Я его больше не видела.

Сам умер или помогли? Скорее всего, помогли, поскольку от одного-двух приемов препарата мутации не будет, по крайней мере, у подопытного. Результат проявляется у первого поколения.

– А кто дает тебе эти конфетки? – поднялась на ноги.

– Папа и доктор, – пожала она плечами. – Наверное, надо позвать роботов-уборщиков?

– Сама справлюсь, – отмахнулась от предложения. – А папа разве не запретил тебе делиться своими конфетками?

– Откуда знаешь? – расширились глаза ребенка.

– Просто предположила, – пожала плечами. – Я где-то слышала, что эти конфеты особые и не всем их можно есть. Ты рассказала папе, что поделилась ими с телохранителем?

– Доктору.

Вздохнув, достала из потайного кармана в ботинке дэпликатор.

– Глаза закрой, – сказала девочке.

Та послушалась, и я последовала ее примеру, нажав на кнопку. Вспышка света – и можно быть уверенной в том, что мой генетический материал полностью стерт. Теперь осталось найти какую-нибудь тряпку и убрать чуть подсохшую жижу с пола.

– Странная ты, – выдал ребенок. – Как тебя зовут?

– Ина. А тебя? – попыталась соблюсти этикет.

– Мария.

– Рада с тобой познакомиться, Мария, – лучисто улыбнулась, найдя стерильные салфетки рядом с аппаратом напитков. – Кстати, как ты сюда попала?

– Ножками, – совсем не по-детски хмыкнула девчонка.

– Логично, – кивнула я своим мыслям. – Но что ты здесь забыла?

– Скучно, – призналась Мария. – Как только прилетаем на эту планету, так меня из центра почти не выпускают. Постоянно проверки, тесты, лекарства – достали.

– Зачем это все? – нахмурилась я.

– Я болею, – пояснил ребенок.

– Интересно, чем?

– Мне не говорят, – вздохнула девочка.

– А у тебя другой еды нет? – посмотрела на нее.

– Нет. Я тебе конфетку дала лишь потому, что у тебя живот слишком громко бурчал.

– А может, ты сводишь меня в столовую? – жалобно посмотрела на Марию, ни на что особо не надеясь.

– Пошли, – кивнула она.

От удивления я даже рот не сразу закрыла. Ее родители не учили, что с незнакомцами разговаривать опасно? Но еще более странно то, что ей позволяют свободно входить в комнату к подозрительным личностям.

Либо люди не видят во мне угрозы, либо за мной и в самом деле ведется пристальное наблюдение. Тут я резко погрустнела, наличие следящих устройств в комнате получило свое подтверждение. А значит, доктора Становски очень заинтересует, от чего же такого непривычного меня только что вывернуло. Капитан же непременно обратит внимание на мои, без сомнения, подозрительные действия. Чувствую, пора приступать к финальной части операции. Это та, в которой мы, по идее, улепетываем, поджав хвосты и время от времени поправляя свисающий с могучего плеча Рима груз.