
Онлайн книга «Стоянка запрещена»
Я по-прежнему смотрела только на Гамлета: – Много раз. Родители и бабушка запретили. За что им вечная благодарность. – Вы из хорошей семьи, – одобрил мое происхождение Гамлет. – Спасибо! Так вот. Проглотив обиду, в нарушение своих принципов, я стремлюсь к тому, чтобы вступить с Костей в… в интимные отношения. Уже несколько недель. – Костя-я-я! – покачал головой Гамлет. – Вместо этого, – продолжала доносить я, – он… простите, Костя, занимается сайтом моей передачи, расставляет точки над «ё». Гамлет, спросите его… фу ты!.. спросите Костю, чего он хочет? – Костя, чего ты хочешь? – Чтобы Ася своими словами сказала, что любит меня. – Ася уже сказала. Ты что, глухой? – Слепой, немой, дурак набитый. – Ася, он раскаивается. – Гамлет, спроси Асю, чего она хочет? – Ася, чего вы хотите? – Родить детей от Кости. Так вырывается признание, которое в спокойной обстановке под пытками не произнесёшь. Гамлет закашлялся. Или это Костя издал странные звуки? Если бы идиоматическое выражение «провалиться под землю» имело конкретное воплощение, я благодарила бы провидение. Пока же у меня заложило уши от взрыва крови в сосудах. И разговор Гамлета с Костей был далёким, как эхо. – Костя! Женись на Асе. Такая девушка! – Сам знаю, поучи ещё. – Что ты бревном лежишь? Она снова в обморок грохнется. – Ё-кэ-лэ-мэ-нэ… Два инвалида одновременно схватили костыли и подскакали ко мне. Земля, может быть, и разверзлась, но я не провалилась, потому что меня держал в объятиях Костя, целовал моё лицо, шею… – Да это что же такое! – Истошный женский вопль прервал идиллию. Вопила медсестра в симпатичном белом костюмчике. Она вошла неслышно, или я отключилась от посторонних звуков. – Совсем обнаглели! Уже днём, втроём! Надо простить сестричку, взору которой представилась, мягко говоря, странная сцена. Мы с Костей обнимались-целовались. В непосредственной близости стоял Гамлет – сам на костылях, – страхующий Костю и его костыли. – Лидочка, это не то, что вы подумали, – повернув к ней голову, сказал Гамлет с отчетливым кавказским акцентом. – Они хотят пожениться. – Прямо здесь? – ужаснулась сестричка. – Прекратите! – Она замахала руками. – Отлипните! Больные – по кроватям! Девушка, немедленно убирайтесь! – Лида, я выписываюсь, – сказал Костя, – пусть документы подготовят. – Что ты? – испугалась я. – Твой закрытый, то есть открытый перелом надо лечить! Костя убрал руки с моей талии, опёрся на один костыль, а другим постучал по гипсовому сапогу: – Только трещина голени, не перелом. И сильное растяжение. Если бы ты не сказала, что прилетишь, я уже сегодня был бы дома. – Гамлет, он опять мне соврал! – капризно пожаловалась я. – Мировой парень, Ася, женись, не пожалеешь. Перепутал «женись» и «выходи замуж». * * * Финалы романов со счастливым концом имеют свойство торопливой скороговорки. Описывать переливы счастья намного сложнее, чем конфликтные ситуации – теперь я это знаю. Мне недостает литературного дарования, чтобы подобрать слова к оттенкам счастливых чувств. Или это в русском языке недостаток слов, описывающих парение духа и тела? Костя велел мне спуститься в вестибюль больницы, ждать его, не трогаться с места. Я сидела на том же самом диванчике, охранник сновал вперёд-назад передо мной, пока не сказал: «Никогда не видел, чтобы после травмы так радовались». Увечья у меня не было, следовательно, под «травмой» он имел в виду отделение травматологии. Я улыбнулась: – Это метонимия, как вы думаете? «Хирургия» – хирургическое отделение, «Травма» – травматологическое. Или нет? Метонимия, – пояснила я, потому что у охранника брови полезли вверх, – это когда явление или предмет не прямо называется, а обозначается словами со смежным смыслом. «Все флаги в гости будут к нам» – под «флагами» имеются в виду представители разных стран. Или – опять же у Пушкина: «Ты вёл мечи на пир обильный…» «Мечи» – это воины. Я понятно выражаюсь? – Понятно. А про что вы говорите? – Про метонимию. – Ну да, конечно. У меня дела. Он отошёл, чтобы проверить пропуск у женщины с авоськами. Я не могла стереть улыбку с лица и перестать хихикать (чего стоило только воспоминание о медсестре, потрясённой видом двух пациентов на костылях: один целует девушку, а другой, прильнув к тому со спины, приговаривает: «Вот это хорошо, по-нашему!»). И не могла унять оглушительное ликование, сравнимое с локальным землетрясением в отдельно взятом теле. Всё-таки надо успокоиться, взять себя в руки, чтобы не выглядеть дурочкой-снегурочкой. Так бабушка говорит о девушках, которые голову потеряли, в мозгах ветер свистит. Дурочкой-снегурочкой бабуля называла меня в бытность Прохиндея моим кавалером. Снегурочка в современных детских представлениях на Новый год выглядит декоративно – никакой инициативы, внучка при Дедушке Морозе. Но что прежде было в фольклоре? Спросить папу. До следующего Нового года ещё далеко. А тропы, они же художественные средства, – отличная тема для моей передачи. Только не сыпать их кучей. Одна передача – эпитет, вторая – сравнения, третья – метонимия, четвёртая – метафора, пятая – синекдоха… Охранник закрывал мне обзор, и как появился Костя, я не увидела. В куртке и джинсах, на костылях. Одна нога в ботинке, другая, гипсовая, обмотана полиэтиленовым пакетом. Через плечо большая спортивная сумка. – Что тут происходит? – спросил Костя. – Ваша девушка? – вопросом на вопрос ответил охранник. – Моя. – Странная, однако. – Не твоего ума дело. – Да я что? Голос у девахи! Обалдеть! Тут каких только не наслушаешься, чего не насмотришься, – бормотал охранник.. – Ася! Тебя можно оставить на полчаса? И не обнаружить, что к тебе липнут мужики? Наверное, Костю более всего разозлило «девахи» – своё словечко в чужих устах кажется воровством. – Мы с товарищем обсуждали художественные средства выражения, они же тропы. Про метонимию я рассказала, собиралась – про синекдоху… – Про кого? – хором спросили Костя и охранник. – Про что. Синекдоха – неодушевлённое существительное. Вид метонимии, перенесение значения с одного предмета на другой по признаку количественного отношения или подмены родового понятия видовым. – Ты понял? – спросил охранник Костю. |