Книга Восход Эндимиона, страница 192 – Дэн Симмонс

– Как-то раз Энея сказала мне, что у нее был ребенок, – выдавил я и тут же замолчал, не зная, было ли что-нибудь об этом в мыслях и воспоминаниях, переданных Энеей в Момент Сопричастности. Если да, они и так все знают. Я поднял глаза, но оба священника и капрал вежливо ждали продолжения. Нет, не знают. – Я собираюсь отыскать ее ребенка. Отыскать и помочь воспитать его, если мне позволят.

Священники удивленно переглянулись. Ки посмотрел на меня.

– Мы не знали, – сказал Федерико де Сойя. – Я изумлен. Все, что мне известно о природе человеческой, говорит за то, что вы были единственным мужчиной в ее жизни… единственным, кого она любила. Я еще ни разу не видел такой счастливой пары.

– Был кто-то еще. – Я рывком поднял бокал, собираясь осушить его весь, но бокал оказался пуст, и я аккуратно поставил его на стол. – Был кто-то еще, – повторил я уже спокойнее. – Но это не важно. Дитя… ребенок – вот кто важен. Я хочу найти его, если сумею.

– А вы хоть представляете, где он может быть? – спросил Ки.

– Нет, – вздохнул я. – Но я буду телепортироваться на все планеты бывшей Империи и Окраины, на все планеты галактики, если понадобится. За пределы галактики… – Я прикусил язык. Я был пьян, а на такие темы не следует говорить под хмельком. – В общем, вот куда я отправлюсь через пару минут.

– Вы устали, Рауль, – покачал головой отец де Сойя. – Переночуйте здесь. У Бассина найдется лишняя койка. Он живет в двух шагах отсюда. Давайте отложим разговор до утра.

– Мне надо идти! – Я хотел было встать, чтобы продемонстрировать свою способность к здравому мышлению и решительным действиям. Но комната закачалась и опрокинулась. Я ухватился за стол и замер.

– Ну, ничего – утро вечера мудренее. – Отец Дюре положил руку мне на плечо.

– Да, – согласился я, пытаясь стоять прямо. – Утро мудренее.

Потом пожал всем руки. Два раза. У меня опять слезы навернулись на глаза, но на этот раз не от горя, хотя горе никуда не ушло, оно всегда со мной, как симфония сфер, а от искренней радости. Я так долго сидел в одиночке.

– Пошли, друг, – сказал бывший капрал Бассин Ки, морской пехотинец Имперского Флота и швейцарский гвардеец. И вместе с бывшим Папой Тейяром отвел меня в тесную комнатку, где я рухнул на койку. Уже сквозь сон я почувствовал, как с меня кто-то стаскивает ботинки. Наверное, бывший Папа.

Я и забыл, что на Пасеме сутки длятся всего девятнадцать стандартных часов. Ночи чересчур коротки. Утром я все еще ликовал от ощущения свободы, но голова раскалывалась, спина ныла, живот сводило, а во рту будто поселилась колония маленьких мохнатых существ.

В деревне шла своим чередом обычная утренняя жизнь. Слишком громкая жизнь. Чересчур шумная кухарка разогревала чан с водой. Женщины и дети уже приступили к делам, а мужчины выбирались из халуп – заросшие щетиной, с красными глазами и страдальческим выражением, слишком хорошо мне знакомым.

Впрочем, священники держались бодро. Из часовни выходили прихожане – наверное, де Сойя и Дюре, пока я спал, отслужили утреннюю мессу. Бассин Ки громогласно поприветствовал меня и провел к небольшому строению, оказавшемуся мужской умывалкой. Холодная вода закачивалась в резервуар наверху, и можно было облиться ледяной водой. Утром на Пасеме холодно, совсем как на Тянь-Шане, ледяной душ быстро привел меня в чувство. Ки принес мне чистую новую одежду – плисовые рабочие брюки, тонкую синюю шерстяную рубашку, широкий пояс и грубые башмаки, куда более удобные, чем ботинки, которые я упрямо надевал день за днем тринадцать стандартных месяцев в «кошачьем ящике» Шредингера. Выбритый, чистый, в новой одежде, с дымящейся кружкой кофе в руках (мне вручила ее юная невеста Ки), с перекинутым через плечо ремешком скрайбера, я наконец-то почувствовал себя человеком. И тут же привычно подумал: «Энее понравится это свежее утро», – и солнце для меня снова померкло.

Дюре и де Сойя присели рядом со мной на большой камень, лицом к несуществующей реке. Развалины Ватикана напоминали античные руины. Вдалеке мелькали солнечные зайчики в ветровых стеклах автомобилей, а время от времени высоко над развалинами пролетал ТМП, и я наконец понял, что это вовсе не второе Падение – даже Пасем не откатился обратно к варварству. Утром Ки объяснил, что кофе доставлен из мало пострадавших сельскохозяйственных городков на западе. Ватикан и административные центры пострадали сильнее всего, но сейчас жители начали понемногу отстраиваться.

Подошел Ки, он принес еще теплые рогалики, и мы вчетвером поели в приятном молчании, стряхивая крошки с колен и прихлебывая кофе. Солнце потихоньку поднималось за нашими спинами, отбрасывая на землю прозрачные тени дыма костров и кухонных плит.

– Я все пытаюсь понять, как обстоят дела, – наконец нарушил я молчание. – Вы на Пасеме отрезаны от мира, но по-прежнему в курсе всего, что творится на других планетах.

Отец де Сойя кивнул.

– Как вы можете касаться Бездны, чтобы слушать язык живых, так и мы дотягиваемся до тех, кого знаем и ценим. К примеру, сегодня утром я прикоснулся к мыслям сержанта Грегориуса – он сейчас на Безбрежном Море.

Я тоже отчетливо слышал мысли Грегориуса, когда слушал музыку сфер перед телепортацией, но все-таки вежливо поинтересовался:

– Как у него дела?

– Жив-здоров. Браконьеры, контрабандисты и глубоководные мятежники быстро изолировали горстку имперских верноподданных, хотя бои между различными группировками Священной Империи нанесли ряд значительных повреждений гражданским платформам. Грегориус стал кем-то вроде мэра в среднем поясе. Должен уточнить, совершенно вопреки его собственному желанию. Сержант никогда не рвался в командиры, иначе давным-давно стал бы офицером.

– Раз уж речь зашла о командирах, то кто управляет… всем этим? – Я широким жестом обвел руины, далекое шоссе и ТМП, приближающийся с запада.

– Фактически вся система Пасема находится под временным правлением прежнего главы Гильдии торговцев Кендзо Исодзаки. Его штаб расположен в развалинах старого Тора Гильдии, но он часто навещает планету.

– Исодзаки?! – удивился я. – В последний раз, когда я видел его через Связующую Бездну, он готовился к атаке на Биосферу Звездного Древа.

– Так оно и было. Атака еще не закончилась, когда наступил Момент Сопричастности. Последовало всеобщее замешательство. Часть Флота присягнула кардиналу Лурдзамийскому, другая – под предводительством Кендзо Исодзаки, получившего титул командора ордена Госпитальеров, – делала все возможное, чтобы прекратить кровопролитие. Лоялисты удержали в своих руках большинство «архангелов», ведь без воскрешения те совершенно бесполезны. Исодзаки привел в систему Пасема свыше сотни старых звездолетов с двигателем Хоукинга и нанес поражение последним сторонникам Центра.

– Так он диктатор? – спросил я, не очень-то интересуясь ответом. Это не моя забота.

– Вовсе нет, – вступил в беседу Ки. – Исодзаки здесь управляет временно, ему помогают выборные советы всех кантонов Пасема. По части снабжения ему нет равных – как раз то, что нам сейчас нужно. А местные органы тоже справляются вполне сносно. Раньше в этой системе о настоящей демократии слыхом не слыхивали. Ну, новая система пока хромает, но работает. По-моему, Исодзаки помогает наладить что-то вроде капиталистической торговли с человеческим лицом ради тех дней, когда мы сможем беспрепятственно перемещаться по пространству бывшей Священной Империи.