Книга Глаз ведьмы, страница 115 – Василий Веденеев

На первом этаже ждали лифта трое незнакомых парней. Когда Пылаев проходил мимо, они неожиданно набросились на него и умело скрутили, не дав достать оружие и даже не позволив оказать ни малейшего сопротивления. На запястьях защелкнулись наручники, Аркадия выволокли из подъезда и сунули головой вперед в предупредительно открывшуюся дверь «Волги».

Парни тоже втиснулись в салон, и машина рванула, набрав приличную скорость.

— В чем дело? — хрипло спросил Пылаев, но ему никто не ответил.

Кто эти люди, почему они на него напали, что им нужно? Странно, но они даже не отобрали у него оружие, хотя по сноровке, с какой они действовали, безошибочно узнаешь выучку спецслужб. Уж не тайных ли поводырей это происки?

Минут тридцать ехали молча. Аркадий просто-таки отупел, перебирая в воспаленном мозгу всевозможные догадки и предположения. Несколько раз он вновь пытался задавать вопросы или завязать со своими конвоирами разговор, но они молчали, как глухонемые. Или им приказали доставить пленника в определенное место и на этом их функции кончались? Тогда куда его везут? И зачем?

Наконец водитель сбросил скорость и слегка притормозил, спросив у конвоиров:

— Тут нормально?

Один из парней чуть опустил стекло, посмотрел в щель и согласно кивнул:

— Сойдет. Пошли!

Аркадия вытащили из машины, и он с удивлением увидел, что сзади стоит его собственный «жигуленок» — покупать более дорогую и престижную машину запрети Павел Иванович, а Пылаев не посмел ослушаться.

Один из парней распахнул дверь, и пленника впихнули на заднее сиденье, а с боков его зажали конвоиры. Сидевший за рулем незнакомый мужчина обернулся и подал пластиковую дощечку с прикрепленным к ней листом бумаги и шариковую ручку.

— Возьми, — приказал один из конвоиров. — Пиши!

— Что писать? — Пылаев решил потянуть время: это никогда не мешает.

— Пиши так: простите меня, восклицательный знак, я запутался в долгах и не могу больше обманывать семью и товарищей по службе…

Аркадий отпихнул дощечку.

— Я не стану писать такое. Нашли идиота стряпать вам предсмертные записки. Свяжитесь с Павлом Ивановичем, он вам все объяснит!

— Ну, не хочешь, не надо, — убирая дощечку, миролюбиво заметил водитель. — А с Павлом Иванычем ты скоро увидишься.

От этих слов Пылаеву стало не по себе, и он рванулся с отчаянным криком, похожим на яростный и злобный стон смертельно раненного животного, уже не чающего выбраться из западни. Освободиться, любой ценой освободиться, пинать их ногами, бить головой, рвать зубами, только бы вывалиться из «жигулей» и кинуться бежать — прочь от тех, кто заставляет писать записки, леденящие душу могильным сквозняком.

Вырваться, а браслеты он уж как-нибудь снимет, все их секреты и немудреная конструкция известны ему не хуже, чем отпетому зеку. А под мышкой, не отобранный незнакомцами, пригрелся пистолет с уже загнанным в ствол патроном: начни нажимать на курок, и девять душ отправятся на небо или в Склиф — это уж как прицелишься.

Загонять лишний патрон в ствол, а потом дополнять обойму Пылаев научился у Серова, и мелькнувшее воспоминание о нем отчего-то больно царапнуло душу и, как ни странно, заставило испытать странное чувство, похожее на раскаяние, — ведь именно благодаря Аркадию у Сергея одна за другой начались неприятности весьма серьезного свойства. Да разве только у него? А все Пал Иваныч…

— Да перестань ты, зараза! — один из конвоиров, устав отбиваться от пытавшегося освободиться Пылаева, захватил его шею удушающим захватом, а другой безжалостно врезал рукоятью пистолета по затылку пленника.

Аркадий обмяк, как тряпичная кукла, уронил голову на грудь и съехал на сиденье вниз. Сердито сопевший конвоир спрятал пистолет в кобуру и осклабился:

— Почуял, видно?

— Обычный всплеск, — зевнул водитель и передал назад бутылку водки. — Адреналин ударил в кровь, вот мальчик и попробовал порезвиться. Угостите его, может, заговорит?

Пылаева устроили поудобнее, разжали ему челюсти и начали лить в рот спиртное. Пленник судорожно глотнул несколько раз, потом открыл мутные глаза и замычал, пытаясь увернуться от льющейся в рот струйки, но ему зажали голову и заставили глотать, пока не влили почти всю бутылку.

Один из мучителей сунул в рот Аркадию прикуренную сигарету, и Пылаев жадно затянулся, ощущая, как хмельной туман медленно расползается по мозгам, ослабляя волю и обманывая стоявшие настороже контрольные центры — пьяному море по колено! Интересно, они будут накачивать его еще?

— Покурил? — окурок выдернули из губ и поднесли ко рту маленький бутербродик. — Закуси. Кусай, не бойся.

Аркадий зубами принял из чужих рук кусок хлеба с копченой колбасой и меланхолично прожевал: есть совершенно не хотелось, да и алкоголь, затуманивший было мозги, перестал действовать. Наверное, слишком велико нервное напряжение.

— Давай поговорим, — миролюбиво предложил сидевший за рулем и включил небольшой диктофон, лежащий у него на коленях. — Мы согласны выслушать твою исповедь. Расскажи, как ты завладел оружием подполковника Серова, кого из него застрелил и что сделал с пистолетом потом.

Пылаеву будто еще раз заехали по затылку.

«Все рухнуло, все! И Павел Иванович как пить дать лежит на дне болота или реки, с грузом на ногах и пулей в голове. Или его расчлененный труп едет посылками в разные концы России. А чего проще сжечь тело в крематории вместе с официальным покойничком. Что им, с такими-то возможностями, стоит это устроить?»

— Я никого не убивал, — тяжело ворочая языком, сказал Аркадий вслух. — Никого!

— Но вы взяли после взрыва пистолет Серова и передали его… Кому? Кто с использованием этого оружия совершал преступления?

— Я никого не убивал, — заезженной пластинкой повторял Аркадий. Нельзя дать этим людям ни единого аргумента против себя, тогда есть шанс хоть как-то выкрутиться. И в глубине души теплилась надежда, что его просто проверяют, пробуют на прочность.

— Ты подсунул его руководству?

— Я никого не убивал, — пьяно бормотал Пылаев.

Сидевший за рулем раздраженно щелкнул кнопкой, кассета диктофона перестала вращаться. Убрав диктофон в карман, водитель с презрением бросил:

— Козел! Кончайте его!

Парень, который угощал пленника сигаретой, а потом бутербродом, ударил Аркадия кулаком в висок. Удар был такой силы, что Пылаев отключился, даже не успев испугаться или почувствовать боль.

— У нас от нескольких минут до получаса, — снимая с пленника наручники, буднично сказал ударивший Аркадия конвоир. — Кто знает, насколько крепкий у него череп?

— Я тоже не доктор, — огрызнулся водитель. — Живее!

Пылаева вытянули с заднего сиденья и пересадили за руль. Он навалился на него грудью и придавил кнопку клаксона — долгий тоскливый звук поплыл над сумеречным шоссе, заставляя водителей проходивших неподалеку редких машин притормаживать.