Книга «Нехороший» дедушка, страница 63 – Михаил Попов

Она вставила горлышко бутылки в слюнявые губы женщины, та успела сделать пару глотков.

— Хва-атит, хва-атит. Нина побежала договариваться опять в лечебницу, а эта вырвалась из-под замка, так я ее снова скрутила.

Я теперь знал, почему Майка не пришла ко мне на встречу, но все еще не знал, как мне себя вести.

Майка деловито мне втолковывала:

— Когда выводят из запоя, надо с человеком разговаривать — про что угодно, хоть анекдоты рассказывать, а еще лучше кроссворды, чтобы голова была занята. Дать немного выпить надо, чтобы сердце не остановилось. Вот я ее и учу. Нине не нравится, что я ее бью, вот она меня и сбагривает то к тебе, то к Рудику поесть. Лучше всего у Вадима, он интересный. — Майка вздохнула. — Нина говорит — меня нельзя с ней оставлять, а я считаю — можно. Я строгая, она бы у меня уже азбуку Морзе выучила.

— Сука, сука, сука, сука! — быстро и сопливо засопела связанная женщина. Майка, не выпуская бутылки из рук, сделала один шаг и, слегка подпрыгнув, нанесла носком кроссовки грациозный удар женщине в живот. Та глухо вскрикнула и медленно завалилась набок, со звоном и дребезгом разметав большую компанию пустых бутылок у газовой плиты.

Я схватил Майку поперек живота, не давая ей возможности второй раз накинуться на мать. Она извивалась. Дико гибкое, злое, ускользающее тело. Я все же совладал с нею. Держа ее подмышкой правой рукой, левой стал за спинку поднимать стул с женщиной.

Майка хихикала и вещала:

— Зачем живет такой человек?! И дочери и сестре портит жизнь! Мужиков, пьяная, наведет, все распродаст. Зачем ты ее жалеешь?

— Я ее не жалею.

— Врешь. Ее не надо поднимать, ее надо на помойку прогнать.

— Она, насколько я понимаю, твоя мать.

Восстановился статус кво. Мать сидела, изнывая, на стуле, дочь стояла у раковины, уперев руки в боки, как домашнее оберкапо.

— Ну и что, что мать. Нина круглыми сутками убирается то здесь, то там, а эта все пропивает.

— Так она уборщицей работает?

— И что? — услышал я голос сзади.

Нина вошла так же бесшумно, как и я. Она была все в том же сером плаще, лицо ничего не выражало. Ей было плевать, что ее разоблачили. Ни Рудик, ни Коноплев, ни я не являемся отцами этого ребенка индиго, хищно улыбающегося у раковины. Да, я невольно поймал Нину на обмане, но мне от этого скорее было неловко. К тому же я не мог сообразить, что меня больше удивило: что Нина не проститутка, или что она не мать бойцовой девочки.

Но поводы удивляться еще были не исчерпаны. За спиной у Нины появился крупный рыжий мужчина в дорогом плаще. Я его сразу узнал — хозяин «Помпея». Как он мог здесь оказаться?

— Развязывай! — скомандовала ему Нина. Он быстро, чуть ли не одним движением, развязал узел и стал разматывать веревки, опутывавшие пьяную, плачущую женщину.

— А ты неси ее пальто!

Это была команда Майке. Нина сняла с плеча сумку и достала пластиковый файл с документами, вытащила их и начала рассматривать, покусывая то верхнюю, то нижнюю губу.

— А ты что здесь делаешь? В гости зашел? Так я тебя не звала.

Она была права. Она никогда не звала меня в гости.

— Я пойду.

— Стой. Поможешь отнести Ольгу в машину.

Пьяную сестру насильственно облачили в пальто, и мы с рыжим молчаливым предпринимателем спустили ее вниз на лифте и запихнули на заднее сиденье большого джипа.

— Ну, все, я пойду. — сказал я на удивленье жалобным голосом.

— Нет, теперь последнее задание, — щека у Нины иронически дернулась. Забираясь в машину, она сказала: — Дождись здесь Гукасяна. Он уже едет. Отдашь ему девочку. Он все запрет там наверху.

Я огляделся. Девочка тихо-тихо стояла рядом. Смотрела грустно, вздыхала, хлопала потухшими глазками, как будто из нее через невидимый кран выпустили всю прежнюю Майку.

— Они… — начал я было, не совсем представляя, какой именно хочу задать вопрос.

— Они поженятся. Она пришла к нему убираться, тут все и началось. А мамочку теперь будут лечить задорого.

В «Аркадии» подумал я, но вслух ничего не сказал.

— Вон машина Рудика, — вздохнула Майка.

Мне не хотелось с ним разговаривать, и я, кивнув девочке, побрел к тому месту, где припарковался. Мне было грустно. Между мной и Майкой теперь не стояли эти тридцать три процента, отчего мое отношение к ней сильно улучшилось. Все же мы были с нею во многих необычных ситуациях. И держалась она, надо сказать, великолепно.

Я обернулся. Смотрю: плачет. Трет кулаками глаза. Плачет?! Не из-за расставания со мной же. Из-за матери. Конечно, из-за матери. Ребенок все же, как ни крути. Подойти? Но там же Рудик. Черт с ним! Я уже шагнул к ним, но тут — телефон. Задыхающаяся Балбошина:

— Лолитку избили до полусмерти!

Оказалось — ее дневные гостьи. Ни с того ни с сего. Я слушал, ничего не понимая. Должна же быть какая-то причина!

Рудик увел рыдающую девочку в подъезд.

— Вся изувеченная, вся. Особенно лицо.

Я представил милое, доброе лицо Лолитки. Что это тоже пример работы пробужденной совести?!

А Балбошина уже тараторила про другое:

— Что ты сделал с моими экстрасенсами, в смысле, с теми что духов вызывают?

— А что?

А то, сказала она, у них вообще теперь паника в их загробном мире. Ребята все бледные ходят, вчера перепились. У них там даже духи близких родственников отказываются являться. Кого ни вызовут, все время какой-то Руперт вылезает, и уж паясничает так страшно, матерится и, главное, всех знает, кто за столом сидит, и грозит, всем грозит. И никак его нельзя загнать назад.

— Чего смеешься, дурак?!

— Это не дух прямо, а вирус какой-то, знаешь, как в компьютере. Кто-то сочинил его здесь, у нас талантливых гаденышей хватает, и запустил в загробный мир. Он там и начал безобразничать.

— Пошел к черту, — буркнула Балбошина, как будто я пожелал ей ни пуха ни пера.

Некоторое время я глупо улыбался, стоя на краю тротуара. Мне нравилась моя внезапная идея: хакеры загробного мира! Тот свет — это ведь тоже в каком-то смысле сеть. Если есть кто-то, кто может облучать души, находящиеся по сю сторону, то ничего ведь не мешает найтись и таким, кто найдет способ расшевелить и мертвые души. И уже, пожалуй, нашлись, раз профессионалы столоверчения в ужасе и тоске.

Предаваясь этим несерьезным, необязательным мысленным играм, я шел вниз по какой-то улице, и меня устраивало, что я не знаю ее названия. И то, что места тут незнакомые, мне тоже нравилось. Наверно, хотелось затеряться. Я опять отключил телефон, по тем же соображениям. Никаких планов на ближайшее будущее, да и на отдаленное у меня не было. Какой смысл их иметь? Всегда рядом с тобой может взорваться начиненная разящими рублями инкассаторская машина, подчиняясь требованию неизвестных мне высших, а то и запредельных сил.