Онлайн книга «Где вера и любовь не продаются. Мемуары генерала Беляева»
– Поезжайте, взгляните, что там делается, и потом доложите мне. Мой конь не нуждается в шпорах. Легкое прикосновение шенкеля – и он уже несется к кургану, на котором виднеется значок Килидж-Гирея. – Как дела? – Неважно… Вы видите, против нас массы пехоты при тридцати пулеметах на тачанках. Они засыпают нас пулями… А у нас всего несколько десятков патронов на ружье! Часа два продержимся, а потом… – Так разве нельзя в шашки? – Можно бы… – Ну так что же? – Но ведь Эрдели потерял сердце. Он никогда не решится! – Я поеду к Топоркову, у него моих два орудия. Посмотрю, что там делается. – Поезжайте. Топорков засел в камышах. Невдалеке оба орудия с ничтожным количеством патронов для самообороны. Кругом свищут пули, мой конь шарахается, отмахиваясь от них хвостом, как от шмелей. Я слезаю и подхожу к Топоркову. – Как дела? – Плохо. Казаки не продержатся и двух часов. Видите, как по нас сыпят из пулеметов? А у нас по три патрона на казака. – А нельзя атаковать? – Можно бы… Есть тут балочка с крутыми берегами, по ней пустить сотни две – прорвут. – Так почему же?.. – Да вы видите, весь полк растянут в ниточку… А их тут будет тысяч тридцать. – А где другие полки? – В отделе. Я поскакал обратно к Султану. – Топорков говорит, у него впереди есть балочка… Сотни две могли бы прорваться во фланг неприятеля. – Разумеется, если б Эрдели дал свой конвой! Ведь у него полтораста человек, а болтаются они зря. – Напишите, я сам отвезу ему. Ведь если мы отступим, пехоте не удержать за собой железную дорогу. Мы потеряем Екатеринодар и потеряем все! – Попробуйте-ка!.. Он никогда не отдаст своих. Может, вы сами скажете ему это… Уговаривать меня не пришлось. Спустившись с пригорка, я пустил коня полным галопом. О ужас!.. Наш флаг качается… его снимают. Эрдели уже спустился под горку и садится на лошадь… Они уходят. Конвой змеится по пыльной дороге. Я лечу в карьер, но догоняю их уже на полпути к станице. – Что скажете? Я объясняю обстановку: – Если мы отступим, противник погонит нас обратно, пехота не удержится, и тогда все пропало. Ваше высокопревосходительство, дайте мне ваш конвой, я сам поведу его по этой балке, мы прорвем неприятеля и обратим поражение в победу! Эрдели задумался. – Возьмите эту записку и свезите ее Султану. Конвоя я не дам, пусть сам атакует. Я поскакал обратно. Султан завертелся на своем посту, нетерпеливо втягивая воздух. Вынул книжку и написал приказание. – Вольноопределяющийся Вадбольская! – Ваше Сиятельство! – Отвезите эту записку Топоркову. Пусть выделит из своего полка две сотни и атакует. Молодая девушка в элегантной черкеске мигом взлетела на коня и помчалась к камышам. Через несколько минут она вернулась: – Поручение исполнено! Все мы впились глазами в горизонт. Минуты казались часами… – Ну вот, когда красные пошли на нас в атаку! – неожиданно прорывается у Килидж-Гирея. – Смотрите… На неприятельском гребне все поднялось и ощетинилось массами пехоты… Пулеметы грузятся на тачанки… Но вот на их левом фланге показывается столб пыли и из балки вылетают сотни казаков с шашками наголо. Красноармейцы рассыпаются во все стороны. – На коней садись! – командует Султан. – Скачите, скажите Эрдели… Я не дослушал остального… Я уже лечу во весь опор, но нагоняю Эрдели только на холме в нескольких сотнях шагов от станицы. Весь штаб уже рассеялся по гребню. Я соскакиваю на скаку и подхожу к генералу. – Ваше приказание исполнено! – Ну и что же? – Противник прорван и в беспорядочном бегстве отходит по всей линии… Минута молчания. Эрдели, конечно, в восторге, но не хочет показать этого. – А вы очень этому рады? – спрашивает он с легкой усмешкой. – Я в восторге! – Почему же именно? – Я не ожидал такого странного вопроса. Но я сдерживаюсь и отвечаю в том же тоне. – Но ведь, ваше превосходительство, обидно было бы отдать большевикам триста красивейших девушек этой станицы! – Почему же вы думаете, что их наберется так много? – спрашивает он с легкой улыбкой. – По статистике, ваше высокопревосходительство. Здесь насчитывается до тридцати тысяч жителей, значит, не менее 15–16 тысяч женщин, и среди них, уж конечно, не менее трехсот красавиц призывного возраста. Какая досада, что Эрдели не задержался на своем командном посту хотя бы еще пяти минут! Он гордо двинулся бы вместе с войсками победителем в отчаянном бою. Несмотря на все его шалости, я успел искренно полюбить его и был бы счастлив его триумфом… Эрдели садится на коня и со всей свитой направляется к садам. Встречные ординарцы сообщают о полном расстройстве большевиков, уходящих к Екатеринодару. Пройдя сады, на крыше маленького хуторка, расположенного сейчас же за опушкой, видим Килидж-Гирея и его ординарцев. – Красные бегут. Они оказывают сопротивление только в Круг лой Роще, на крайнем левом фланге. Но туда, – прибавляет он, – уже прорвались казаки 1-го Кубанского полка и рубят задержавшихся там красных матросов. Но и отсюда виднеются на опушке лесочка дымки рвущихся ручных гранат, отдельные всадники, и в дыму сверкают шашки казаков Науменко. – А что вы видите в Екатеринодаре? – спрашивает генерал. Султан подымает бинокль и потом со смехом оборачивается к Эрдели. – Вижу крыши домов, а на крышах барышни машут платочками, приглашают нас к себе. Город наш. Эрдели хмуро обращается к начальнику штаба: – Прикажите расседлывать лошадей. Мы ночуем здесь. В темноте казаки Науменко уже вошли в город. Мы поднялись на рассвете и вошли туда уже с зарей вслед за черкесами и запорожцами. Город был очищен, большевики перешли на левый берег Кубани, но мост остался в наших руках. Как только было отдано распоряжение стать по квартирам, я поскакал разыскивать семью брата Сережи по оставленному мне Софьей Сократовной адресу. Навстречу мне выбежала Елизавета Николаевна – я едва узнал ее, так она поседела и сдала. Увидев меня, она зашаталась и упала ко мне на руки. За ней подлетели Мада, за нашу разлуку превратившаяся в цветущую, красавицу, и Леша, ростом и голосом уже, видимо, вышедший из детства. Бедная Елизавета Николаевна ожидала встретить мужа… Ей сообщили, что в дивизии Эрдели начальником артиллерии генерал Беляев, она была уверена, что это ее Гулинька. |